Профессия японист кто это

Опубликовано: 14.03.2025

комплекс дисциплин, изучающих Японию; лингвистическая японистика занимается изучением японского языка.

Зачатки лингвистических представлений в Японии относятся к 8 в., когда были созданы древнейшие крупные литературные памятники, записанные китайскими иероглифами. В них использовались особые способы обозначения служебных элементов японского языка, не имевших, в отличие от корней, китайских эквивалентов; тогда же появляются первые этимологии и первые сведения о диалектах. С 9 в. существуют национальные системы слогового письма — кана (см. Японское письмо), не позже 11 в. под индийским влиянием возникла алфавитная таблица каны — годзюон 五十音 , отражающая развитые представления о фонетической системе. При составлении словарей проявилось влияние китайской науки. В 11—12 вв., вследствие того что язык заметно изменился по сравнению с языком древних памятников, началась интенсивная работа по толкованию древних текстов, разрабатывалась орфография на исторической основе. Последовательно историческую орфографию, отражавшую фонологическую систему 8 в., создал Кэйтю 契沖 в 17 в.

2‑я половина 18 — 1‑я половина 19 вв. — период интенсивного развития японской лингвистической традиции. Н. Мотоори 本居宣長 , Н. Фудзитани 富士谷成章 , Х. Мотоори 本居春庭 , Г. Тодзё 東条義門 и другие продолжили работу по изучению древней письменности и фонетики, создали классификацию частей речи, детально описали спряжение. К особенностям лингвистической мысли того времени относятся рассмотрение моры как минимальной единицы языка, неразличение аффиксов словоизменения и служебных слов, отсутствие понятия словоформы. С 19 в. на японскую науку начало влиять европейское языкознание; с конца 19 в. в работах Ф. Оцуки 大槻文彦 и других произошел своеобразный синтез национальной и европейской традиций; влияние национальной традиции наиболее сильно в области морфологии.

В 1‑й половине 20 в., особенно в 20—40‑х гг., в Японии появилось значительное число работ теоретического характера. Ё. Ямада 山田孝雄 развивал идеи психологической школы. Оригинальную грамматическую концепцию, близкую к грамматикам непосредственно составляющих, предложил Д. Мацусита 松下大三郎 . Большое влияние на японистику оказали работы С. Хасимото 橋本進吉 , развивавшего идеи Ф. де Соссюра в тесной связи с национальной традицией; он разработал детальную классификацию единиц грамматики. Основы японской фонологии заложил Х. Арисака 有坂秀世 . М. Токиэда 時枝誠記 в полемике с последователями Соссюра создал теорию языка как процесса, по которой основным объектом изучения должен стать индивидуальный акт говорения. Эта теория повлияла на сложившееся в японском языкознании в конце 40‑х — начале 50‑х гг. направление — школу языкового существования, для которой характерны принципиальный эмпиризм, стремление к максимально полному сбору речевой информации, интерес к социальному функционированию языка, широкое использование статистических методов, тесная связь с проблемами языковой практики. В трудах представителей этой школы М. Нисио 西尾実 , Э. Ивабути 岩淵悦太郎 , Т. Сибата 柴田武 , О. Хаяси 林巨樹 и других центр внимания сместился с теоретических вопросов на вопросы языковой практики. Оригинальную фонологическую концепцию предложил С. Хаттори 服部四郎 , выдвинувший, в частности, понятие просодемы — минимальной просодической единицы, автор ряда работ по грамматике и истории языка; Х. Киндаити 金田一春彦 по-новому подошёл к проблеме слова в японском языке и занимался выявлением типологических характеристик японского языка. Активно исследуются история языка и его диалекты, изучаются родственные связи японского языка (С. Мураяма 村山七郎 и другие). С 60‑х гг. распространились генеративные исследования (К. Иноуэ 井上和子 и другие). С. Судзуки 鈴木重幸 и некоторые другие учёные в своих работах поддерживают и развивают ряд положений советского языкознания.

Знакомство европейцев с японским языком относится к концу 16 в., когда в Японии впервые появились португальские миссионеры; ими созданы первые словари (1595, 1603) и первая грамматика (Ж. Родригиш, 1604). Из-за отсутствия контактов с Японией изучение японского языка в Европе возобновляется лишь в 19 в., когда появляется ряд грамматик в Великобритании (У. Дж. Астон, Б. Х. Чемберлен), Германии (И. Й. Хофман, Р. Ланге), Франции (Л. де Рони). В 1‑й половине 20 в. европейская и американская японистика развивалась в традициях 19 в., изучалась фонетика (Э. Р. Эдуардс) появился ряд работ по истории языка (Дж. Б. Сансом, Ш. Агеноэр).

Новый этап в развитии западной японистики начался с работ американского дескриптивиста Б. Блока, отказавшегося в описаниях фонологии и грамматики японского языка от следования традиции и применившего дескриптивную методику. Такой подход продолжили в США Р. Э. Миллер, Э. Х. Джордев и другие. Миллеру также принадлежат исследования о родственных связях японского языка с алтайскими языками. С. Э. Мартин — автор наиболее полного за пределами Японии описания грамматики японского языка. В Канаде работает Б. Сен-Жак, принадлежащий к школе А. Мартине, в Австралии — А. Альфонсо и социолингвист Й. Неуступный. В ряде стран развиты генеративные исследования, особенно по генеративной семантике, ведущиеся в основном японскими учёными, живущими в США (С. Курода 黒田成幸 , С. Куно 久野暲 , М. Сибатани 柴谷方良 и другие). Европейская японистика помимо практических вопросов в основном занимается историей языка (Г. Венк и Б. Левин в ФРГ). Из работ польских японистов можно отметить исследования В. Котаньского, чехословацких — К. Фиалы по грамматике глагола.

В России первые попытки изучения японского языка относятся к началу 18 в.; в Петербурге, а затем Иркутске в течение века существовала школа, в которой преподавали японцы, жившие в России, для нужд школы создавались первые пособия («Лексикон» Андрея Татаринова и др.). В 1‑й половине 19 в. изучение японского языка прекратилось и возобновилось после начала регулярных связей России с Японией в 50‑х гг. 19 в. Первый японско-русский словарь создан И. А. Гошкевичем в 1857, первая грамматика — Д. Д. Смирновым в 1890. Регулярное преподавание языка началось с 80‑х гг. 19 в., центрами японистики до революции были Петербург (Д. М. Позднеев и другие) и Владивосток (Е. Г. Спальвин, Н. П. Мацокин). В 1‑й половине 20 в. Е. Д. Поливанов первым не только в русской, но и в мировой японистике начал систематическое изучение японской акцентуации и диалектологии, а также описал фонологическую систему литературного языка и ряда диалектов, выработал систему транскрипции, предложил реконструкцию праяпонской фонологической системы и выдвинул гипотезу о родстве японского языка с австронезийскими; совместно с О. В. Плетнером им была написана грамматика японского языка (1930). Основателем школы советских японоведов стал Н. И. Конрад, ему принадлежит опубликованный в 1937 «Синтаксис японского национального литературного языка» и ряд работ по истории литературного языка. В 30—50‑х гг. большинство исследований велось в области грамматики современного языка (Н. И. Фельдман, А. А. Холодович); изучались также грамматика бунго (Холодович), историческая грамматика (Е. М. Колпакчи), система фонем (Н. А. Сыромятников). В работах А. А. Пашковского 40—50‑х гг. начато изучение словообразования. Издан «Большой японско-русский словарь» под редакцией Конрада (1970; Государственная премия СССР). В 50—70‑е гг. углублённо исследуется грамматическая семантика (работы Холодовича о залогах, Сыромятникова о временах), по-новому рассматриваются проблемы слова в японском языке (И. Ф. Вардуль), активно изучается синтаксис (Холодович, Вардуль, И. В. Головнин), вновь стали развиваться фонологические исследования (С. А. Старостин). Историей языка занимался Сыромятников. Ведутся прикладные исследования (С. М. Шевенко, З. М. Шаляпина).

Основной центр изучения японского языка в Японии — Государственный НИИ японского языка 国立国語研究所 в Токио; существуют также Общество японского языка 国語学会 <с 2004 日本語学会 >, Институт языка и культуры стран Азии и Африки 東方学会 . Центры японистических исследований в СССР — Москва (Институт востоковедения АН СССР, Институт стран Азии и Африки при МГУ, Институт международных отношений), Ленинград (ЛГУ) и Владивосток (Дальневосточный государственный университет).

Попов К. А., Материалы по истории японского языкознания, в кн.: Японский лингвистический сборник, М., 1959;
его же, Японские диалектологи и их основные работы, в сб.: Японский язык, М., 1963;
его же, Библиография работ по японскому языку, изданных в России, там же;
Бабинцев А. А., Из истории русского японоведения, в кн.: Японская филология, М., 1968;
Алпатов В. М., Басс И. И., Фомин А. И., История языкознания в Японии, в кн.: История лингвистических учений. Средневековый Восток, Л., 1981;
Языкознание в Японии, М., 1983;
Алпатов В. М., Изучение японского языка в России и СССР, М., 1988;
Словарь японского языкознания 国語学辞典 , Токио, 1955 (на япон. яз.);
Нагаяма Исаму 永山勇 , Исследование языкового сознания в Японии 国語意識史の研究 : 上古・中古・中世 , Токио, 1963 (на япон. яз.);
Цукисима Х. 築島裕 , Японское языкознание 国語学 , Токио, 1964 (на япон. яз.);
Тэракава Кисио 寺川喜四男 , История и современное состояние изучения японского языка в Европе 全ヨーロッパにおける日本語教育の歴史と現況 , Токио, 1964 (на япон. яз.);
Токиэда Мотоки 時枝誠記 , История японского языкознания, Токио, 1970 (на япон. яз.);
Ямада Ёсио 山田孝雄 , История японского языкознания 国語学史 , Токио, 1971 (на япон. яз.);
Мацумура Акира 松村明 , Большой словарь по японской грамматике 日本文法大辞典 , Токио, 1971 (на япон. яз.);
Ежегодник по японскому языкознанию 国語年鑑 , Токио, 1955— (на япон. яз.);
Языкознание в Японии 日本の言語学 . Серия монографий, под ред. Хаттори Сиро 服部四郎 , Оно Сусуму 大野晋 , Сакакура Ацуёси 阪倉篤義 , Мацумура Акира 松村明 , Токио, 1978—;
Yamagiwa J. K. [ed.], Japanese language studies in the Showa period, Ann Arbor, 1961;
Japan, «Current Trends in Linguistics», 1967, v. 2;
Miller R. A., The Japanese language, Chi. — L., 1967, p. 357—90;
K. B. S., Bibliography of standard reference books for Japanese studies with descriptive notes, v. VI (A), Language, Tokyo, 1972.

Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия . Гл. ред. В. Н. Ярцева . 1990 .

И снова я хочу вернуться к этому сакраментальному вопросу, не раз возникавшему в интернет-пространстве.

В субботу утром я обнаружила среди сообщений вот такой чудесный текст от Дарины Буньковой:

Уже год как надо было вам написать, а все никак руки не доходили. Хочу вас от души поблагодарить за то, что в прошлом году посоветовали мне попробовать поехать волонтером в Японию. Мне безумно понравилось! Это потрясающий опыт и просто невероятная практика! Этим летом я ездила уже второй раз и, кажется, он будет далеко не последним. Сейчас наткнулась на просторах интернета на ваш блог на сайте info-japan. Читаю с огромным удовольствием и не могу оторваться :) особенно понравилась серия писем Тимофея и ваши заметки про работу в компаниях. Очень здорово, легко и вкусно написано. Читаю и самой хочется больше трудиться, работать над собой, изучать Японию и японский язык, вгрызаться в саму Суть, чтоб достигнуть просветления. Я буду стараться и, возможно, когда-нибудь, так же, как и вы, смогу гордо назвать себя японистом :) Спасибо вам за помощь и замечательные статьи!»

Сперва, я разумеется, потратила десять минут на прыжки на кровати, чтобы отметить первую за долгое время похвалу своей про-японистической деятельности, но перечитав письмо еще раз я остановилась на фразе: «Я буду стараться и, возможно, когда-нибудь, так же, как и вы, смогу гордо назвать себя японистом».

«А могу ли я назвать себя японистом?», - задумалась я: «Конечно, могу!», - незамедлительно ответило моё сознание. Другой вопрос – старалась ли я для этого? И что вообще вкладывается в понятие японист?

Вот уже четыре дня я думаю об этом, и вот к чему я пришла: японисты бывают разные!

Условно для себя я разделила нас на пять типов:

Японист-отаку. Я бы назвала это первым этапом развития япониста, который некоторым счастливчикам удается пропустить.

Мы влюбляемся в какой-то кусочек Японии – аниме, популярную культуру, синкансены или японских школьниц и начинаем развиваться в этой сфере, покупая ушки, хвостики, участвуя в косплеях и т.п.

Именно они поддерживают японскую экономику и мягкую силу! J Говоря по-правде, даже японисты-профессионалы частенько не могут себе отказать в некоторых атрибутах отаку, приделывая ушки к рабочим компьютерам или садя на стол стрессо-заглушающих Тоторо.

Японист-интересующийся. Люди, чей интерес вылез за рамки «интересных фактов» и «популярной культуры». Для этих личностей не пустой звук уже не только слово «каваий», но и «бусидо», а в некоторых случаях и «садо», «синто» и др. С ними интересно беседовать и они зачастую носители уникальных знаний, ведь чтобы узнать что-то о Японии, а тем более чтобы докопаться до первопричин явлений, нужно перебрать не мало источников, а многое даже попробовать на себе! Говоря философски, это люди, которые впустили Японию в свое сознание.
Японист-философ. Назовем это так. Это те люди, которые пустили Японию не в голову, а в сердце. Такие японисты могут и не быть умны в привычном смысле этого слова, но общаясь с ними порой чувствуешь, что общаешься с настоящим японцем. И это не потому что они притворяются или изображают. Они просто приняли японские устои и видения на себя и следуют им. Это просто стало естественной их чертой.
Японист-профессионал. Другими словами, люди, которые работают с японцами. Нередко случается, что эти самые люди в какой-то момент перестают любить и Японию и все то, из-за чего стали японистами. Но есть и те, кто несет любовь к этой прекрасной стране через всю свою жизнь, посвящая себя тому, во что они верят и что ценят – на таких японистах зиждется наш промысел. Если бы не они – едва ли кто-то из нас познал бы хоть толику прелестного очарования Страны Восходящего Солнца.
Японист-скептик. Чаще всего – это те, кто сперва были «отаку», потом стали «интересующимися», возможно даже доросли до «профессионалов», но потом во всем этом разочаровались. Теперь они с одной стороны знают все о Японии и японцах, а с другой – не понимают ни того, ни другого.

Кстати, японским языком может владеть в совершенстве представитель любой из этих групп.

Нужно ли тогда стараться чтобы стать японистом? Мне кажется, что стараться нужно только для того чтобы выучить язык. Японистом же Вы станете естественным образом, проснувшись однажды с кусочком Японии внутри.

Продолжая тему нынешней жизни авторитетных научных школ мы побеседовали с известным петербургским японистом, старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Института Востоковедения РАН Каринэ Маранджян. Интервью взял Лев Усыскин.

Что такое академическая японистика? Кто ей занимается и где?

То, что называется "академическое востоковедение" и, конкретно, "академическая японистика" – это наука, которая появилась и сложилась здесь в 10-х – 20-х годах двадцатого века в Петербургском университете. Была целая группа фантастически одаренных людей: буддолог О. Розенберг, фольклорист и знаток культуры айнов Н. Невский и ряд других. Большинство из них уничтожили в конце тридцатых. Пожалуй, из этой плеяды лишь Н.И. Конрад остался тогда в живых (хотя тоже посидел в тюрьме). Можно упомянуть и С. Елисеева, основоположника американской японистики, который начинал карьеру в Петербургском университете.

Таким образом, в 20-х годах здесь сформировалась очень сильная школа японоведов. Сначала она была связана с Азиатским музеем – институцией, основанной в 1818 году, когда было решено создать хранилище восточных рукописей. Все, что привозили из азиатских стран, было сосредоточено в этом музее. Это то, на основе чего потом возник Институт востоковедения Академии Наук.

А кто и что привозил из азиатских стран?

Дипломаты, путешественники, коллекционеры – просто в какой-то момент вдруг появился интерес к Востоку самой разной мотивации. Люди стали покупать не только фарфор, но и рукописи. Покупать их и привозить в Россию. И потом уже это хранилище, при котором имелось лишь несколько человек технического персонала, стало превращаться в научный центр. До 1949 года Институт востоковедения был в Ленинграде. Все лучшие кадры были сосредоточены в Ленинграде. В 1949-м институт разделился. Часть уехала в Москву. А рукописный фонд и люди, которые с ним работают, остались на старом месте. Так возникло некоторое негласное разделение: Москва занимается проблемами современности, Петербург – классическими исследованиями: рукописями, но не только.

Поскольку первые исследователи, в начале века, двигались в полном информационном вакууме, они пытались дать какую-то общую картину культуры. Они пытались сделать общий очерк истории. Общий очерк литературы. Общий очерк политической структуры, и т.д.

Но постепенно, по мере накопления знания и увеличения количества исследователей, процесс стал принимать другие формы. И сегодня можно говорить о том, что люди занимаются узкой проблематикой, каждый в своей области. Причем, в последние годы стали заниматься темами, закрытыми в советское время, такими, как, например, буддологические исследования. Они были заложены в начале XX века, а потом эта линия исследований была искусственно прервана.

И что будет дальше?

Я думаю, мы сейчас вновь стали перед лицом необходимости пересмотра именно общих подходов к японской культуре, наших представлений о литературном процессе в Японии, о ходе исторического развития этой страны. Потому, что многие подходы, предлагавшиеся советской исторической наукой, сегодня не вполне годятся, а терминология, которой пользуются западные исследователи, у нас вообще не имеет никаких эквивалентов. Если посмотреть на свежий двухтомный учебник истории Японии, подготовленный специалистами московского Института востоковедения, – он, безусловно, лучших из всех, что были, но и к нему огромная масса претензий.

Скажите, каким образом готовились у нас кадры востоковедов?

Вообще-то, первая в Европе школа по изучению японского языка появилась, как ни странно, именно в Петербурге, в 1736 году. Дело том, что в России систематически оказывались японские моряки, потерпевшие кораблекрушение. Их, что называется, судьбой прибивало к нашим берегам… На родину им возвращаться было нельзя – по японским законам, их должны были там казнить. То есть они вынуждены были оставаться в России, находить себе здесь способ существования. И вот, одного такого японца доставили в Петербург еще при Петре – тот заинтересовался и, в конце концов, появилась школа. Она долгое время была в Петербурге, затем ее перевели в Иркутск. В советское время язык преподавали, соответственно, в университетах – Ленинградском, Московском (потом - Институте стран Азии и Африки), Владивостокском. Наверное, – в МГИМО, может быть, – в Высшей Школе КГБ, еще в каких-нибудь военных учебных заведениях.

Сейчас количество мест, где учат японскому языку, огромно. Но по-настоящему классическое востоковедческое образование до последнего времени можно было получить, главным образом, в Петербургском университете. Здесь, на кафедре японистики, удавалось сохранить традиции обучения, заложенные еще корифеями. Так, даже в самые мрачные годы на кафедре обязательно работал хотя бы один японец – настоящий носитель языка. Сейчас лучшие силы, наверное, сосредоточены в РГГУ.

А о каком количестве специалистов и, соответственно, студентов мы говорим? Это десятки человек, сотни, тысячи?

Учит язык масса народу. Если взять только Питер, то в одном Петербургском университете набор на японские кафедры (бюджетный, платный) – это несколько десятков студентов в год. В частном Восточном институте японская группа – это шесть-семь человек. Японский язык преподают в Педагогическом университете имени Герцена, в Университете культуры, Университете профсоюзов, даже в Политехническом университете. Так что одномоментно японский в городе изучает, я думаю, человек 200 – 250. Но качество их образования, безусловно, разное. Полноценное востоковедческое образование из них получает ежегодно человек 10 -12: это те, кто заканчивает магистратуру Петербургского университета или Восточного института.

В Москве – значительно больше. Но там подготовка отличается от питерской – в силу того, что я говорила. Там акцент – на современной проблематике. В результате там, как мне кажется, дают лучшее знание разговорного языка. У нас же – сильнее знания истории, культуры и т.п.

Китайский московские японисты знают хуже питерских?

Наверное. Я, во всяком случае, не встречала коллег-москвичей с хорошим китайским. А для япониста-классика китайский, конечно, необходим. Если не современный китайский, то уж классический (вэньянь) во всяком случае.

Но это – студенты. А ученых сколько?

Вы знаете, это уже стало традицией: за границей, узнав, откуда я приехала, мне всегда говорят, что, мол, у вас в Петербурге превосходная школа японистики. И, я думаю, если им сказать, что в городе сегодня активными исследованиями в этой области занимается всего два с половиной человека… То есть людей, превосходно знающих японский, – немало. Многие из них преподают. Но действительно самостоятельных ученых – очень мало. Последний серьезный ученый, с уходом которого традиция, судя по всему, прервалась – это В.Н. Горегляд.

Там есть А.Н. Мещеряков, вокруг которого группируются молодые исследователи. Из этого, скорее всего, получится серьезная научная школа.

Сколько людей в этой группе?

А за пределами столиц?

Есть очень интересная японистка во Владивостоке Т.И. Бреславец – специалист по японской литературе. А кроме того, многие хорошие, толковые японисты сейчас живут в Японии. Преподают там русский язык, главным образом. И самые талантливые из них умудряются совмещать это с занятиями японистикой – пишут и издают книги и т.д. Вообще, большая часть русской японистики сейчас в Японии. Из Питера это – человек 5-6 очень сильных. То есть, видите, несколько больше, чем здесь осталось.

Еще несколько слов о Петербургской школе японистики

Одной из ее замечательных особенностей была великолепная традиция перевода. Уже к шестидесятым годам основной корпус японской литературы был переведен на русский язык, причем переведен очень качественно. Объясняется все просто – переводы были наименее уязвимой, с точки зрения властей, областью деятельности. Те, кому власти не давали заниматься, например, буддологическими исследованиями, переводили тексты.

Сейчас тоже переводят. Этим занимаются все – и те, кому нужно этим заниматься, и те, кому этого делать нельзя ни в коем случае. Занимаются, понятно, из-за денег. В Петербурге среди незаурядных переводчиков я бы, в первую очередь, назвала Александра Кабанова – это японист высочайшей квалификации, с международной известностью. В последние годы он занимается исключительно переводами, почти прекратив исследовательскую деятельность. Просто, чтобы выжить. переводит много современной японской литературы – но он же переводил и классическую японскую поэзию. Есть отличные переводчики в Москве. Есть они даже в Париже – в прошлом году вышел перевод средневековой "Повести о дупле", сделанный Владиславом Сисаури, выпускником нашего университета, преподающим русский язык в Париже.

Книги время от времени выходят, но у нас начисто отсутствует общепринятая в мире практика написания критических рецензий.

А вообще – как обстоит дела с инфраструктурой: журналы, издательства и т.д.

В советское время эта инфраструктура худо-бедно работала. На международные конференции в обязательном порядке приезжали из других городов. Журнал "Народы стран Азии и Африки" все получали и все туда так или иначе писали – те же рецензии, например. Было профессиональное сообщество и была научная жизнь. А сейчас даже мы, в Питере, плохо информированы о том. что происходит в Москве. Журналы, книги оттуда не получаем, про конференции, порой, узнаем постфактум.

А книг издается довольно много. Немало, кстати говоря, переизданий. При этом, есть монографии, которые никак не издать – нет грантов.

А как с грантами?

С грантами – всем известная проблема: от исходной суммы (обычно - довольно солидной), непосредственно до исследователя доходят крохи – не более 25%. Плюс к этому – географическое преимущество московских соискателей. Безумная бухгалтерско-бюрократическая практика.

А как обстоит дело с японистикой в мире?

Смотря где. Если говорить о США (а это лидирующая на сегодня школа), то там на японистику тратятся огромные средства в колоссальном количестве университетов. Характерно, что у них наукой занимаются в университетах, а не в специальных академических структурах, как у нас. Из европейских стран сильные позиции в Англии, Германии и, традиционно, в Голландии – это, как известно, была единственная европейская страна, не прерывавшая контактов с Японией в XVI-XVII веках.

Что же до нашей страны, то, по моему мнению, мы находимся в низшей точке состояния дел – молодые люди, решившие заниматься нашей наукой, понимают, что тем самым обрекают себя на нищенство. Понятно, что таких подвижников почти нет. Если в ближайшее время ничего кардинально не изменится, то академической японистики в России не будет вовсе. И это при том, что желающих изучать японский с каждым годом – все больше и больше.

В 1898 году на Восточном факультете была создана кафедра японской филологии. Такие известные востоковеды как Н. И. Конрад, Е. Д. Поливанов, Н. А. Невский не только основали национальную школу японистики и преподавали на факультете, но также внесли весомый вклад в развитие мирового японоведения. В советские времена на кафедре преподавали блестящие ученые — О. П. Петрова, Е. М. Колпакчи, А. А. Холодович, Е. М. Пинус, А. А. Бабинцев, Д. П. Бугаева, Г. Н. Максимова, В. Н. Горегляд. Их труды остаются актуальными и по сей день. С 2005 г. по 2014 г. кафедрой заведовал известный лингвист, японовед В. В. Рыбин, автор многих работ по фонетике японского языка. С 2008 г. кафедра Японской филологии была преобразована в кафедру Японоведения, и к ней присоединились преподаватели японского отделения кафедры Истории стран Дальнего Востока. Сегодня студенты кафедры изучают современный и классический японский язык, а также литературу и культуру Японии.

Ведущие преподаватели по профилю «Японская филология»

Аракава Ёсико, канд. филол. наук, доцент. Сфера научных интересов: лексикология японского и русского языков, перевод с русского языка на японский, страноведение Японии и России, актуальные проблемы методики преподавания японского языка и литературы. Читаемые учебные курсы: разговорный японский язык.
Ибрахим И. С., канд. филол. наук, доцент. Сфера научных интересов: вопросы интонации в японском языке, просодические средства выражения эмотивных значений, язык и гендер, язык СМИ, теория и практика устного последовательного и синхронного перевода. Читаемые учебные курсы: японская пресса; перевод с русского на японский; научный текст; теоретическая грамматика японского языка; фонологическая система японского языка; языковая ситуация в современной Японии.
Хронопуло Л. Ю., канд. филол. наук, доцент. Сфера научных интересов: теоретическая грамматика японского языка, грамматика модальности; история и теория современной японской литературы; вопросы перевода. Читаемые учебные курсы: японский художественный текст; эпистолярный текст; литература Японии; литература женского потока; грамматика модальности.
Исса Надия Хассан, ст. преподаватель. Сфера научных интересов: актуальные проблемы методики преподавания японского языка, вопросы японской письменности, история и атрибуция японских мечей. ведет занятия по японскому языку как второму восточному для групп китаистов. Читаемые учебные курсы: японская письменность.

Перечень изучаемых языков, читаемых по данной специальности

Основной восточный язык: японский (1–4 курсы бакалавриата).
На 3-м курсе изучается также старый японский язык.
Основной европейский язык: английский язык.
Второй восточный язык: китайский.

Основные курсы

японский учебный текст;
японская письменность;
японский разговорный язык;
фонетика японского языка;
японская пресса;
перевод с русского языка
на японский;
японский научный текст;
теоретическая грамматика
японского языка;
японский художественный текст;
литература Японии;
грамматика модальности.

Стажировки

Студенты участвуют в программах межвузовского обмена; успешно прошедшие конкурс студенты направляются в японские университеты (преимущественно университеты городов Токио и Осака) на стажировку. Конкурс проводится два раза в год. Также возможно участие в обмене по линии Министерства образования РФ, в рамках международных программ академической мобильности. Кроме того, студенты могут участвовать в конкурсах Министерства образования Японии; победители конкурса отправляются в вузы Японии для прохождения стажировки за счет японского правительства.

Выпускники кафедры работают в сфере международных отношений; устными и письменными переводчиками; переводчиками художественной литературы; гидами-переводчиками; преподавателями в вузах; научными сотрудниками в НИИ; занимают должности в японских компаниях и фирмах, а также в их представительствах в России и за рубежом.

О стране

Япония — островное государство, что серьезным образом повлияло на сохранение и даже консервацию самобытных черт ее культуры. В то же время, Япония первой из стран Восточной Азии вступила в фазу модернизации. Для Японии характерен религиозный синкретизм: к VII–VIII вв. относится становление синто (дословно: «Путь богов») в качестве национальной и государственной религии; кроме того, из Китая в эту страну проникли буддизм и конфуцианство, из Европы — христианство. Китайские иероглифы в Японию привезли в V в. буддийские монахи из корейского королевства Пэкче. До сих пор японцы используют их при письме наряду с собственной изобретенной позднее на основе иероглифов азбукой двух видов (хирагана и катакана).

Наши выпускники

В 1966 г. кафедру японской филологии окончил К. О. Саркисов. Окончив аспирантуру в Москве, защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук (1974). С 1969 г. был принят в штат научных сотрудников Института Востоковедения Академии Наук СССР, где прошел путь до заместителя директора института. Работал и в штате Посольства СССР в Японии, был председателем Ассоциации японоведов России. В последние годы является профессором японского университета Яманаси-гакуин, где преподает историю Японии, ведет курсы по российско-японским отношениям. В 1975 г. опубликовал монографию «Япония и Организация Объединенных Наций».

В конце 1970-х гг. кафедру окончила И. В. Мельникова, в 1983 г. защитившая диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Стажировалась в Японии по линии Японского Фонда. В 1994 г. опубликовала перевод, предисловие и комментарии одного из литературных памятников Японии первой половины XIX века «Тамэнага Сюнсуй. Сливовый календарь любви». (СПб., 1994, «Петербургское востоковедение», а в 1999 г. — памятник дневниковой литературы Японии XI века «Сарасина Никки. Одинокая луна в Сарасина» (СПб., «Гиперион»). В 2003 г. приняла участие в X Международной конференции Ассоциации японоведов европейских стран в Варшаве (Польша). В настоящее время в должности профессора преподает русский язык в одном из известнейших университетов Японии — университете Досися в г. Киото.

В середине 1980-х гг. кафедру окончила М. В. Торопыгина. В 1988 г. защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук. В 1994 г. в переводе на русский язык с предисловием и комментариями М. В. Торопыгиной вышла книга «Гэндзи-обезьяна: японские рассказы XIV–XVI вв. — отоги-дзоси». В 2001 г. М. В. Торопыгина опубликовала составленный ею первый том «Хрестоматии по истории японской литературы», снабдив его краткими грамматическими и историко-литературными пояснениями. В 2003 г. М. В. Торопыгина опубликовала еще один перевод с предисловием — в данном случае, романа XII века «Торикаэбая-моногатари, или Путаница».

комплекс дисциплин, изучающих Японию; лингвистическая японистика занимается изучением японского языка.

Читайте также: