Может ли священник уволиться

Опубликовано: 14.06.2025

Можно ли уйти из Церкви?

В последнее время стало модно говорить о том, что люди уходят из Церкви. Друзья и знакомые меняют паломнические поездки по монастырям на отдых у моря, а размышления о смысле жизни на разговоры о покупке квартиры или устройстве на новую работу.

В храмы православные в лучшем случае приходят, чтобы причастить своих детей, а в остальное время предаются мирским заботам. К Богу их могут вернуть лишь скорби и болезни.

Прекрасная колонка Владимира Берхина, содержание которой я пересказал выше, — лишь часть картины. На самом деле уйти из Церкви невозможно.

Бывает, что человек на время прекращает молиться в храме, оставляет в социальных сетях критические записи о духовенстве и мирянах, начинает есть сосиски в Великий пост. Он может даже говорить о том, что «Бог у него в душе», но при этом он все равно остается членом Церкви.

По себе знаю, что у христианина иногда возникает подростковое желание доказать Богу свою взрослость и самодостаточность. Это состояние очень похоже на то, как ребенок 10 -12 лет начинает один ездить в общественном транспорте, чрезвычайно этим гордится и думает, что стал взрослым.

Умные родители не возражают против таких проявлений самостоятельности, но стараются защитить своего сына или дочь на расстоянии: объясняют им правила поведения, просят звонить из школы или после прогулки с друзьями, но при этом не контролируют каждый его шаг и не подтыкают по ночам одеяло своему чаду.

Лет в 20 я тоже считал, что стал достаточно умным и попытался решить проблемы Церкви простыми методами. На время я перестал ходить в храм, начал читать ужасно смелые книжки о том, что богослужение можно совершать на русском языке, а епископов выбирать на собрании клириков и мирян. Стал бороться с Православием, под которым понимал безудержный патриотизм, почитание монархии и стремление заставить всех жить по «Домострою».

Пару лет я чувствовал себя настоящим героем и всячески подчеркивал свою свободу от этого «кондового православия», а потом встретил очень хорошего священника, повзрослел и понял, что боролся я не с Церковью, а с той карикатурой на нее, которую создал в своей голове.

Бог сумел обратить мой критицизм на пользу и в буквальном смысле слова заставил изучать историю Церкви. Стремясь доказать свою правоту, я неожиданно понял, что ломлюсь в открытую дверь. В начале прошлого столетия все те проблемы, что пришли мне в голову, открыто обсуждались на Предсоборных слушаниях и Поместном соборе 1917-1918 годов.

Иными словами, я так и не смог уйти из Церкви. Я хлопнул дверью, а затем крадучись вернулся через другой вход, перестал помогать в алтаре и петь на клиросе, но зато стал читать научные монографии, а затем писать и собственные статьи.

Все наши споры о достойных и недостойных священниках и епископах, все наши уходы из Церкви и возвращения в нее были описаны в начале 90-х годов прошлого столетия Сергеем Аверинцевым, сказавшим, что наши новые православные очень похожи на детей и подростков. Сперва они видят святого в каждом епископе с окладистой бородой, а затем с самозабвением рассказывают друг другу о том, как встретили в храме грубоватую старушку или раздражительного батюшку.

Такие «уходы» из храмов происходят постоянно, и Бог находит способы вернуть людей обратно.

Скорби, кстати, самый простой способ воздействия, а потому Христос часто напоминает человеку о Себе более мягкими способами: кто-то получает верующую жену, другому попадается в руки интересная книга или хорошие друзья, способные рассказать о настоящем христианстве. В результате человек вновь возвращается в Церковь.

Другое дело, что мы часто увязываем меру церковности человека с частотой посещения им богослужения. Это очень простой подход, с помощью которого можно легко найти толпы покинувших Церковь. Если раньше Вася ходил в храм раз в две недели, а теперь делает это 10 раз в год, то с помощью простейшего измерителя православности я могу просчитать даже степень его отдаленности от Христа.

Беда лишь в том, что мера любви не всегда связана с частотой встреч. Дети, живущие в другом городе, любят своих маму и папу не меньше тех, кто живет в одной квартире с родителями.

Наши споры о том, кто ушел из Церкви, лишь доказывают обратное — перестать быть христианином очень сложно. Если человек не предан анафеме, если он публично не отрекся от Христа и не перешел в другую веру, то говорить о его расцерковлении рано, как нельзя называть сиротами или людьми, потерявшими родителей, тех, кто не живет с ними водном доме.

Отец Павел Адельгейм, священник храма Жен-мироносиц во Пскове, — 74-летний бывший диссидент, отсидевший за веру в советское время, — единственный из клириков РПЦ, решившийся на открытый конфликт с архиереем собственной епархии. Он 15 лет по разным поводам судится с ним в церковном и светском суде и все это время публично критикует устройство нынешней РПЦ. БГ поговорил с главным церковным «несогласным» о проблеме инакомыслия в церкви, бесправии священников и вертикали власти

  • Текст:
  • 53532

о. Павел Адельгейм

Отец Павел Адельгейм

— В каких отношениях вы сейчас с вашим архиереем Евсевием?

— Митрополит Евсевий назначен в Псков в 1993 году. С тех пор он преследовал меня 10 лет: отнял приход в Богданово, где я построил новый храм при Областной психоневрологической больнице, отнял приход Писковичи, где я прослужил 20 лет, уничтожил приют для сирот, закрыл свечную мастерскую, отнял здание школы регентов. Пытаясь осмыслить причины гонений, я написал в 2002 году книгу «Догмат о церкви в канонах и практике», за которую митрополит Евсевий объявил меня служителем Сатаны, осудил меня и книгу на Епархиальном собрании. Меня на собрание не допустили, судили заочно. В 2010 году Общецерковный суд в Москве рекомендовал нам помириться, но митрополит не захотел мириться, пока я не отрекусь от книги. Он очень обиделся и до сих пор со мной не общается.

— Отрекаются обычно от ереси. Что такого увидел в вашей книге архиерей, что от нее надо отречься?

— Он не говорит прямым текстом: отрекайся от книги. Он все время говорит: клевета, в этой книжке содержится клевета против меня, вы должны покаяться в этой клевете… Он рассказывает об этом в СМИ, пишет мне в письмах, на Епархиальном совете, высказывает это в своем кругу. Все эти годы я прошу указать страницы в книге, где он усмотрел клевету. И вот уже 12 лет он никак не может найти те страницы.

— За эти годы вас сняли с настоятельства, уничтожили приют, школу и создали много еще разных бед — за что же вас так невзлюбил ваш архиерей?

— Ну не нравится человек, ну что поделаешь. Бывают же, допустим, антисемиты — вот не нравятся им евреи, видеть они их не могут, ну что тут сделаешь? Ну не общайся, дружи с грузинами. Вот и здесь та же самая, по-моему, история.


​— А что ему мешает запретить вас в служении?

— А бог его знает. Он имеет такую возможность. И думаю, очень многие советуют ему это делать, но он не делает. Значит, есть причины, а какие — это только он один знает.

— А за что формально священника можно запретить в служении?

— Поскольку власть архиерея неконтролируема, можно запретить вообще за что угодно. Вот случится у архиерея плохое настроение, попадет священник под горячую руку, и он запретит: пошел вон отсюда, чтобы я тебя месяц не видел! Вот и все запрещение. Архиерей даже не напишет указа, никакой бумаги. Такими запретами можно вынудить священника бежать из епархии. Но убежать трудно. Для этого необходима отпускная грамота, а ее архиерей не дает. Не выпустит из епархии, и служить не даст. И тут единственный выход у священника — идти на светскую работу, но для него невозможно уйти из церкви.

— Вы пытались уйти в другую епархию?

— Ну, меня архиерей, может быть, даже и отпустил бы в другую епархию с радостью, я ему здесь надоел. Но куда же я пойду? Мне 74 года. Согласно официальным церковным документам, я называюсь престарелым священнослужителем, и кто ж меня возьмет? Я могу, конечно, на светскую работу пойти. Отбывая срок в лагерях, я приобрел специальность сварщика, но меня не возьмут в связи с возрастом, да и ноги у меня нет. Кому нужен инвалид в 74 года?

— Какие у вас взаимоотношения сейчас с настоятелем в храме, в котором вы служите?

— С настоятелем у нас хорошие отношения. Я против него ничего не имею, а он против меня ничего не имеет.

— Он вас поддерживает в ваших спорах с архиереем?

— Ну, что вы! Он же проводит архиерейскую волю. Если настоятель станет меня поддерживать, архиерей вышвырнет его моментально из храма. Это для него смерти подобно. Священник не должен иметь свое мнение. Он обязан думать, как прикажет архиерей. Однажды благочинный (своего рода ревизор, следящий за порядком в определенном округе епархии. — БГ) мне сказал: «Вы не согласны с архиереем! Это же безумие! Безумие! Как можно возражать архиерею?»

— Думаю, большинство священников в РПЦ с этим согласились бы.

— Да, а что им делать? Чтобы не лишиться куска хлеба, они где-то работать должны. А раз они кончали семинарию, академию, куда же им деваться-то? У священника нет другой профессии, куда он пойдет?

— То есть священник находится в полной зависимости от неограниченной власти архиерея?

— Дело даже не в том, что она неограниченная. Она неконтролируемая — вот что ужасно. То есть нет таких поступков, которые бы он не имел права совершить, он может все в пределах своей епархии. Никто не выясняет, насколько это морально оправданно и юридически допустимо. Епископ может творить с клириками все, что захочет. Мы не имеем прав и ничем не защищены.

— А церковный суд?

— О каком суде можно говорить, если архиерею принадлежит вся полнота судебной власти, и он же пользуется всей полнотой исполнительной власти в епархии. Суд может быть только независимым, иначе это имитация. Беда в том, что положение о церковном суде, принятое в 2008 году, ставит две задачи: восстанавливать нарушенный порядок и защищать каноны. Положение не ставит задачу осуществлять правосудие. Суд не защищает права клириков и мирян, ибо у них нет прав.

— То есть там доказать ничего невозможно?

— Ну вот я, допустим, в 2009 году обратился в Общецерковный суд с жалобой на архиерея, поскольку он меня оскорблял в СМИ, называл слугой Сатаны, обещал место в аду и так далее. А суд мне ответил: у вас нет никаких доказательств, фактов у вас нет. Если для суда публичные оскорбления в СМИ не являются фактом, чем клирик может аргументировать?

— А какие факты тогда могут быть убедительными?

— Понятия не имею. Может, если он меня застрелит — это будет аргументом? Кстати, был и такой эпизод, когда на меня было совершено покушение, тем не менее все это не расследовалось. В 2003 году в СМИ был опубликован отчет о Епархиальном собрании, на котором разбирали меня и мою книжку в таком духе, как Пастернака разбирали на Съезде советских писателей. Через неделю после публикации на меня было совершено покушение. Мне развинтили управление в автомобиле, и я должен был разбиться. Спас меня гололед. Ехал я очень медленно и, когда автомобиль потерял управление, врезался в забор. Экспертиза в областном ГАИ подтвердила, что авария была подготовлена человеческой рукой. Милиция отказалась возбуждать дело, прокуратура несколько раз отменяла постановление об отказе. В общем спор тянулся год — и так ничем не кончился. Государственная власть всегда поддержит архиерея против священника.


​«Священник не должен иметь свое мнение. Он обязан думать, как прикажет архиерей»

— Кто еще, по идее, может контролировать архиерея?

— Никто. Собор должен контролировать, но до собора дело не дойдет.

— Почему?

— Ворон ворону глаз не выклюет. Куда еще можно жаловаться? Приход обращался в суд общей юрисдикции на нарушение архиереем законных прав граждан. Тяжба безуспешно длится несколько лет. Суд, прокуратура, Следственный комитет и Министерство юстиции отказываются рассматривать нарушение закона и прав граждан, называя это вмешательством во внутрицерковные дела. Куда еще обратиться? В ООН? В Европейский суд? Мне просто не дожить до того времени, когда Европейский суд рассмотрит дело.

— Если в судах доказать ничего невозможно, то почему вы настойчиво продолжаете судиться и писать об этом?

— Дело в том, что чем больше я об это говорю, тем очевиднее выявляется ситуация. И это важно. Важно, чтобы архиерей понял, что он делает, чтобы патриарх понял, что происходит. Чтобы вся эта архиерейская братия поняла, что так жить нельзя. Это разрушает церковь. Я прекрасно понимаю, что изменений не добьюсь. Но таким образом ставится проблема. Постановка проблемы — единственное, что можно сделать.

— Вот последняя история с приходским собранием храма Жен-мироносиц, из которого вы и 24 прихожанина были исключены за то, что проголосовали против нового приходского устава, который, между прочим, приняли все приходы РПЦ. Вы сочли, что устав нарушает гражданские законы и пошли в церковный, потом в Псковский городской суд. А какая роль была у собрания до этого?

— Приходское собрание по предыдущему уставу являлось «высшим органом управления прихода». Законодательно приход до сих пор является самостоятельно хозяйствующим субъектом, обладающим правами юридического лица и собственностью. В действительности приходское собрание не имеет ни власти, ни собственности с 1990-х годов. Новый устав прихода назначил высшим органом управления приходом епархиального архиерея и окончательно отнял все функции.

— А все остальные приходы его приняли, почему?

Это объясняется очень просто. В нашей епархии 200 приходов. Согласно действующему уставу, каждый приход обязан проводить приходское собрание хотя бы раз в год. Но в Псковской епархии ни один приход, кроме Мироносицкого, таких собраний не проводил. И к этому все привыкли, как к норме. Настоятели писали протоколы, не собирая собрания. Расписывались одной рукой за секретаря, другой за себя, приглашали подписать знакомых — требуется пять подписей. Потом несли эту липу к архиерею, тот ставил свою колотушку, прекрасно понимая, что все это липа. И потом это все регистрировало Управление юстиции. Все понимают, что никто из прихожан об этих событиях даже понятия не имеет, но делают вид, что все законно.

— А в чем проблема нового устава, который вы отказались принимать?

— Попробуйте найти в уставе хоть одно право мирянина или клирика. Обязанности есть, а прав нет! По новому уставу архиерей является настоятелем каждого из приходов в своей епархии. Членом прихода не состоит, а главой является. Это значит, ответственности не несет, а властью обладает. Ситуация бредовая!

— Вы пытались на собрании проголосовать против нового устава, а вас за это суд исключил из собрания, как так?

— Суды делятся на уголовный, арбитражный и гражданский. Каждый из них имеет свой процессуальный кодекс. Гражданский суд решает споры, а Уголовный наказывает за правонарушения. Нельзя перемешать уголовное, гражданское и арбитражное право. В церковном суде все смешано в одну кашу. В случае с принятием устава в нашем приходе был спор, одни согласны, другие нет. Суд должен был разрешить спор, но вместо этого обвинил в правонарушении одну из сторон. В чем состоит правонарушение, указать не сумел, но вынес обвинительное решение и исключил всех, кто голосовал против устава. Причем этот прием проделали трижды. Первый раз выгнали 11 несогласных, второй раз выгнали 9 несогласных, третий раз выгнали 14 несогласных. Осталось 11 сотрудников прихода, получающих зарплату, и они приняли устав восемью голосами.

— Протестуя против решений архиерея, вы выступаете против вертикали власти в РПЦ?

— Конечно! Дело в том, что вертикаль власти в церкви в принципе исключена. Церковная жизнь основана на соборности. Мы ведь исповедуем в символе веры: «Верую во единую святую соборную и апостольскую церковь». Каждый член церкви может высказать свое мнение, и оно должно быть выслушано. Поэтому вертикали власти в церкви не может быть. Протестуя против вертикали, я защищаю традиционный уклад церковной жизни и выполняю свои прямые обязанности.

— Почему права священника и мирян не становятся предметом обсуждения?

— Патриархия и епископы очень удобно устроились. Они могут делать все, что хотят, над ними нет никакого контроля, и им это нравится. Патриархии принадлежат все храмы, все церковное имущество. Выборности епископов у нас нет, как и выборности священников — куда тебя назначат, там и будешь служить. Права имеет патриарх и епископы, ответственности они ни перед кем не несут. А клирики и миряне никаких прав не имеют, но отвечают за все. Священник даже на работу не оформлен, он висит в воздухе, поэтому его легко уволить. Но на работу его никто не оформляет, никакого документа или трудового соглашения не составляют. Поэтому для увольнения священника достаточно сказать: «Пошел вон!» Все.

— А зарплату вам на каком основании выплачивают?

— Ни на каком. Я спрашиваю у бухгалтеров: на каком основании вы выплачиваете зарплату священнику, если он нигде не оформлен? Они разводят руками: нам сказали платить, мы и платим. То же самое с налогами — на каком основании мы их платим, если не получаем зарплаты? У нас в соседнем храме служит дьякон, который получает зарплату 600 рублей. Всем понятно, что это способ ухода от налогов. Настоятелю выгодно не платить за него государству 40%. Но за него не платят и пенсионные взносы. Когда он проработает 25 лет, никаких пенсионных накоплений у него не будет и он получит социальную пенсию. Никому нет дела до его положения.

— Если это такая общая проблема, почему другие священники открыто о ней не говорят?

— Вот отец Георгий Митрофанов высказывался — и ему запретили вести «Живой журнал».

— И вообще разговаривать со СМИ.

— Да, он примирился с этим и молчит. А что остается делать? Он преподаватель духовной академии, у него приход свой, и что же, он должен всего этого лишиться? Он прекрасно понимает, что приносит много пользы людям своим служением, а если его лишат служения, то эту пользу он приносить не сможет. Так и другие священники молчат не только потому, что кусок хлеба необходим. Они делают нужное и важное дело для других людей. Архиерей утратил пастырскую задачу, религиозные проблемы от него далеки. Он управленец, его проблемы — политика, администрация, финансы, и ему безразлично, будут ли люди получать окормление, заботу. Священники же продолжают жить пастырством и потому уязвимы. Для них важна богослужебная, пастырская и богословская деятельность. А архиерей всего этого может лишить, и это — главное его оружие.

Фото с сайта unsplash.com

Фото с сайта unsplash.com

Эмоциональное выгорание на работе случается почти у каждого. Если вовремя отдохнуть и отоспаться — его можно легко преодолеть. Но когда критическая точка пройдена, такими мерами уже не обойтись. Как вовремя заметить переход из одной стадии выгорания в другую и не допустить апатии и профдеформации? Об этом рассказала врач, клинический психолог, нейропсихолог, финансовый коуч, автор проекта «Самопсихология» Яна Ветер.


Яна Ветер
Клинический психолог, финансовый коуч, автор проекта «Самопсихология»

Кто в зоне риска выгорания на работе?

— Есть два типа людей, наиболее склонных к эмоциональному выгоранию:

  • Люди с высокой степенью эмпатии. Зачастую они заняты в «помогающей» сфере: это врачи, консультанты, спасатели, психологи и пр. Те, кто постоянно работает с людьми, сталкивается с их эмоциями, зачастую негативными, «зеркалят» и как бы присоединяются к состоянию другого человека
  • Перфекционисты, люди с синдромом отличника и «хорошего мальчика/хорошей девочки». Они привыкли делать все на 120%, плюс — часто не умеют говорить «нет». Если нужно сделать работу не идеально или отказаться делать ее вообще, чтобы не выгореть, — они, скорее, возьмут на себя дополнительную нагрузку, чем остановятся.

Стадии эмоционального выгорания

Первая стадия — мобилизация. Ее узнают абсолютно все. Это то состояние, когда человеку нужно больше усилий, чем обычно, чтобы встать утром с постели, сделать привычную работу, приготовить ужин или убрать квартиру. Снижается острота переживаний, вовлеченность в дело, ранее приносившее радость, ощущается некоторая отстраненность от процесса.

Как заметить первую стадию ЭВ? Обычно человек в своем эмоциональном состоянии как бы двигается по синусоиде: он вошел в «минус», понял, что там дискомфортно, и поднялся из этого состояния. Через какое-то время снова вошел — снова поднялся. Если у человека комфортная жизнь, он нормально выстраивает границы, работает «на своем месте», если он не «отличник» — то с первой стадией выгорания он справляется.

На первой стадии поможет отдых, хороший сон, отгул на работе.

Вторая стадия — стеническая. Это этап «выдерживания» — он является своеобразной гранью между здоровым и нездоровым состоянием. Человек начинает ощущать грусть и апатию. Чем больше он действует, потому что «нужно сделать», тем больше срабатывает внутреннее сопротивление. Человек начинает сильнее и быстрее раздражаться — в зависимости от темперамента.

Фото с сайта unsplash.com

Фото с сайта unsplash.com

Как заметить вторую стадию ЭВ? Зачастую человек уже был в стадии мобилизации, а ему приносят какой-то новый договор или рабочую задачу. Получается сверхнагрузка — и он «взрывается» (хотя этот процесс может растянуться не на один день). Так происходит, если после первой стадии человек не смог выйти «в плюс». Когда не отдохнул, а продолжил терять ресурс.

Вторая стадия ЭВ не проходит сама собой. Человеку нужно активно себе помогать. Если он этого не сделает, то перекатится в третью стадию.

Большинство людей дрейфует между первой и второй стадией эмоционального выгорания. Это нормально и не является большой проблемой, при которой надо бежать к врачу. Но когда нахождение в таком состоянии затягивается и переходит в третью стадию — советы в духе «отдохни-отоспись» уже не работают.

Третья стадия — астеническая. На этом этапе подключаются реакции тела. При длительном течении проявляется психосоматика, снижается иммунитет. Не приносят радости и чувства наполненности привычные увлечения и интересы, обостряются конфликты с близкими людьми.

Как заметить третью стадию ЭВ? В третьей стадии практически не получается выспаться, поскольку формируется так называемая патологическая кривая сна. Человек ложится спать, но у него вечерняя раздраженная активность: он листает соцсети, ходит, пытается читать — продуктивности ноль, а активность огромная. Утром человек просыпается уже уставшим, сон не приносит отдыха.

Между стенической и астенической стадиями — один шаг. Если работодатель видит, что его сотрудник балансирует между второй и третьей стадиями, то выгоднее отпустить его на дополнительный выходной. Потому что альтернатива — увидеть сотрудника в третьей, астенической фазе. Когда тот будет постоянно скандалить и выяснять отношения либо, наоборот, просиживать рабочее время впустую, залипать в соцсетях и т.д.

Фото с сайта unsplash.com

Фото с сайта unsplash.com

Третья стадия особенно опасна тем, что нет возможности восстановиться, не выдернув себя из раздражающей активности. Работник не может просто получить дополнительный ресурс. Ему нужно убрать тот фактор, который забирает у него ресурс, а не взять то, что ему этот ресурс дает. То есть единственный выход — увольнение или длительный отпуск.

Четвертая стадия — деформация или адаптация. Такое можно наблюдать, например, у врачей. Все, наверное, встречали таких — с каменными лицами, не чувствующих вообще никакой боли. К ним приходишь, а они говорят: «Бумажку туда, сюда садись, раздевайся, сейчас посмотрю, все, одевайся, уходи». Это наглядная демонстрация стадии деформации личности.

Как заметить четвертую стадию ЭВ? На четвертой стадии у человека есть ощущение, что он — как зверь в клетке, нет возможности сбежать.


Фото с сайта unsplash.com

Человек начинает психологически закрываться от всего того, что вызвало эмоциональное истощение. Не слышит людей, не входит в эмоциональный контакт. Ему без разницы: он и не радуется тому, что у него получается, и не огорчается из-за неудач. Просто механически делает свою работу. А если мы говорим о продуктивности на рабочем месте, то основная мотивация — это приятные переживания. Ни одна другая мотивация не бывает настолько сильной, как удовлетворенность от результатов своего труда.

Как помочь себе при выгорании?

На первой стадии человеку достаточно просто уделять внимание восполнению своего ресурса. Причем восстанавливать себя нужно на разных уровнях. На первом месте — сон и еда. Нужно обязательно высыпаться, правильно и полноценно питаться.

Когда базовые потребности восполнены, нужно научиться пополнять ресурс другими способами. Например, могут помочь дополнительные прогулки на свежем воздухе, чтение литературы, занятия своими увлечениями, встречи с друзьями, пикники и т.д.

На второй стадии дополнительная активность уже не работает. Более того, если восстановить ресурс за счет новых впечатлений, это может только ускорить переход в третью стадию. Поэтому нужно продолжать давать себе как можно больше сна, питаться правильно и минимизировать другую нагрузку — физическую, социальную, эмоциональную. Приоритет — отдых.

Очень важно исключить параллельные активности: они являются основным источником потери ресурса. Параллельные активности больше предпочитают женщины, они неосознанно ищут их. Например «я слушаю музыку и готовлю обед» или «одной рукой мешаю суп, а во второй — держу книгу». Мужчинам это менее свойственно. Например, если мужчину начинают «дергать» во время приготовления ужина, он, скорее всего, быстро начнет злиться. Выдернуть себя из параллельных активностей сложно, но это необходимо сделать.

Если человек не смог себе помочь на первой и второй стадии, то на третьей его пытается спасти тело — как правило, люди начинают болеть. Стресс подрывает иммунитет, человек «цепляет» вирусы и выпадает из рабочего процесса. Или появляются регулярная мигрень, нарушения сна, психосоматические проявления.

Фото с сайта unsplash.com

Фото с сайта unsplash.com

Эти сигналы тела нельзя игнорировать ни в коем случае и переносить «обычную простуду» на ногах. На третьей стадии эмоционального выгорания поможет только одно: полностью убрать ту деятельность, которая забирает ресурс. Если на второй стадии мы обязательно убираем параллельные активности, то здесь уже останавливаем все, что нас раздражает. Можно поехать в домик в глухой деревне — туда, где не нужна бурная деятельность, где не нужно дополнительно мобилизировать силы и что-то планировать.

На четвертой стадии человек сам себе помочь уже не может. И не хочет. Наша психика, как и организм в целом, удивительно адаптивны и имеют много компенсаторных механизмов. Например, слепые люди обладают в разы более чутким обонянием, чем зрячие. Так и здесь. Психика придумывает «костыли», и человеку «нормально». Он не хочет реабилитации, так как это для него сложно и страшно, поскольку подразумевает нырок в прошлую стадию и дискомфорт.

Как правило, за помощью обращаются к близким и родственникам. Таким близким может стать и руководитель компании или непосредственный начальник, который видит ненормальное состояние сотрудника. В этой стадии необходима помощь специалиста — психолога.

Где находить ресурс для себя?

Многие люди не знают, где брать для себя ресурс. В первую очередь нужно отрегулировать сон и питание. Затем — начать о себе заботиться. Это на самом деле сложно. Но можно представить, как бы вы позаботились о своем друге, который попал в непростое эмоциональное состояние. Выпишите все свои действия на лист — это обязательно. А затем начните применять это к себе.

Фото с сайта unsplash.com

Фото с сайта unsplash.com

Не нужно пытаться сделать все за один день. Начните с малого. Например, выпейте утром кофе из самой красивой чашки. Проведите больше времени в душе, обращая внимание на температуру воды, ее контакт с телом, ощущения. Осознанно прогуляйтесь на свежем воздухе, осознанно помойте посуду, включите медитацию в рутину вашего ритма дня. Как можно чаще спрашивайте себя: «Что я сейчас чувствую и чего действительно хочу?» — и старайтесь это себе дать.

Сейчас все в стрессе и выгорают — что делать?

Белорусы сейчас массово столкнулись с эмоциональным выгоранием. Люди просто утопают в новостях, участились панические атаки.

Единственный выход — уменьшить информационную нагрузку. Читайте новости, например, только два раза в день, ограничьте время просмотра, постарайтесь делать перерывы в просмотре фильмов, статей, радиопередач. Введите правило: если рука тянется к телефону — сделайте 5 глубоких полных вдохов и выдохов.

Спросите себя: «Что чувствует мое тело сейчас?» В условиях повышенного стресса важно выделять для себя 30 минут в день, чтобы восполнить ресурс. Такое регулярное время наедине с собой поможет восстановить силы и послужит профилактикой эмоционального выгорания на ранних стадиях.


Такое анонимное письмо пришло в нашу редакцию от дочери одного диакона. Приглашаем тех бывших священнослужителей, кто уже ушел из РПЦ и смог устроиться в светской жизни, поделиться своей историей и своими советами с автором письма и с нашими читателями.

Добрый день, уважаемая редакция «Ахиллы»!

Первым делом благодарю за создание такого прекрасного ресурса. Во-вторых, прошу помочь.

Мой отец стал жертвой системы РПЦ. Около 20 лет он служит диаконом в одном из соборов (не на территории России) и терпит унижения от епископа. Этот епископ издевается над священнослужителями: орет, лишает выходных. В основном это касается чистки алтарных принадлежностей. Диаконам, как никому, известно, что перед приездом архиерея необходимо почистить престол, чаши, Евангелие. И мой папа усердно чистит эти вещи, покупая специальные средства (уточню, что алтарным принадлежностям более пятидесяти лет, приход очень старый). Но все усилия оказываются тщетны, приезжает этот архиерей и начинает орать, что вот плохо почищено. Понятно, что это «плохо почищено» — всего лишь предлог, просто архиерею надо поорать. Папа это все терпит. Ну а как же, по-христиански же, надо слушаться. Потом он начал сам срываться на пономарей, а иногда и на маму. Конечно, он не видит взаимосвязи.

Вскоре он начал понимать, что епископ орет, чтобы орать. И все равно продолжает покупать средства, заботиться о чистоте престола и т.д.

Его мечтой было получить сан священника. За 20 лет было подано много прошений, но начальство не спешило это делать. Потом ему сказали: получай высшее духовное образование, и тогда мы подумаем. Семинария находится в другом городе. Отец поступил на заочное, заплатил кучу денег за учебу, экзамены, в том числе написание диплома. Диплом еще предстоит, от этого я отговариваю его всеми силами, ведь это бесполезно.

На это все больно смотреть. Мой отец слабый, безвольный человек, который не может слова сказать в ответ, не может постоять за себя и принимает все, как должное.

Постепенно разговоры об уходе за штат стали все чаще. Он понимает, что все к тому ведет, но это тяжело для него. Ему не так просто сейчас все это поменять, он всю жизнь провел в церкви. И куда он пойдет? Чем он будет зарабатывать? Что делать теперь вообще, я не представляю. Он десоциализирован, мыслит только церковными стандартами, он весь в этом «бохдаст» и «навсеволябожья». А меня это все бесит, я передать не могу как. Мать не чувствует, что вообще замужем, это другая история, конечно. Она сама много потеряла из-за церкви.

Я прошу совета у тех, кто уходил, кто нашел в себе силы начать новую жизнь. Куда его устроить? Ведь он даже позвонить сам не может, всего боится. Как ребенок совсем. Как это получилось у вас? Спасибо.

Алексей Плужников

Пока мы ждем возможные ответы от бывших священнослужителей РПЦ (очень ждем), скажу два слова от себя как «бывший» уже почти четыре года.

Уйти из поповства и социализироваться крайне тяжело. В первую очередь, наполовину из-за того, что священник/дьякон сам десоциализировался, растерял все навыки, а также из-за навязанного тебе чувства вины, что ты, уйдя, чуть ли не Бога и Церковь предал.

А вторая половина груза ложится на плечи ушедшего священника обществом. Православные в шоке и постоянно тычут в тебя пальцем: «он бросил приход!» — с таким напором, будто ты бросил тонущую собачку или перебежал к фашистам во время Сталинградской битвы. И неважно, что на приходе ушедшего тут же заменили, и прихожане ничего не потеряли совершенно. Но нет, тебе не позволяют думать, что ты всего лишь сменил род деятельности, ушел на другую работу (как всем прочим гражданам разрешается): нет, у тебя «служение», ты «обязан», ты «присягу давал».

А неправославное общество со своей стороны добавляет: когда бывший священник хочет куда-то устроиться на работу и пишет в резюме «предыдущее место работы — священник» — и все, то есть часто никакой профессии и светского образования, никакого стажа, то на тебя смотрят с подозрением: а чего ты из попов-то ушел? У вас же жизнь-малина: помахал кадилом, походил весь такой важный в облачении, деньги в карман, кагор в зубы и на боковую. Так обычно это выглядит в глазах обывателя. А если ты ушел из попов, значит, совершил что-то такое, «нагрешил» так, что хуже гомоепископов и церковных ворюг — тех не выгоняют («ага, сам ушел — заливай больше!»), а тебя выгнали.

Но если ты собрал все свое мужество и психику в кулак и смог это преодолеть, то наступают другие трудности, о которых автор письма и беспокоится — а кому ты в свои 40, а то и 50 лет нужен? Что ты умеешь, что знаешь?

Я вот за 4 года сменил род занятий несколько раз. А искал работу и ходил на всякие собеседования столько, что сбился со счета. Однажды мне помог диплом о педагогическом образовании — так я не только устроился на год работать тьютором с ребенком с РАС, но меня даже в школу официально оформили (правда, всего лишь на несколько месяцев) благодаря записи в дипломе.

Помогли мне мои навыки публициста. Так я смог подрабатывать редактором, расшифровщиком аудио/видео (тут врожденная грамотность помогла).

Один раз мне «помогло» то, что я бывший поп. Я смог устроиться работать администратором в приют для бездомных, которым руководил тоже бывший поп с похожей личной историей. Правда, в итоге оказалось, что тот поп законченный мерзавец, так что три месяца работы в его приюте стоили мне огромного напряжения моральных и нервных сил.

Устраивался я работать и редактором сайта благотворительного фонда. Полгода проработал нормально, а за последние полгода мне просто тупо не заплатили.

Пытался работать грузчиком, но с физическим здоровьем у меня не ахти, в итоге две недели такой работы обернулись для меня уже двумя годами серьезной травмы плеча, и физической работой я в ближайшие годы точно не смогу заниматься.

А во многих местах меня разворачивали по простой причине: слишком старый. Смешно, да, но вот когда мужчине — 37-40 лет, то он уже старый, и на работу возьмут 25-летнего, хотя у тебя и навыки, и способности не хуже. В одном издательстве юная начальница мне так прямо в лицо честно и сказала: «Мы бы вас взяли, но молодых мы можем научить работать и вести себя так, как надо нам, а вы человек уже взрослый, со своим мировоззрением, образованием — вас уже не переделать, а зачем нам морока?»

Что я могу посоветовать вашему отцу. Во-первых, чуть меньше полагаться на волю Божью (меньше, но не отказаться совсем от этой веры), а чуть больше добавить своей воли.

Во-вторых, получить полезное образование, с помощью которого можно будет хотя бы выживать. На курсы водителей трамвая пойти или еще на какие, если высшее образование недоступно.

В-третьих, осознать, что духовное образование тебе в светском мире абсолютно не нужно, никакого уровня.

В-четвертых, надо положиться на семью и друзей: только так можно найти и внутренние силы, и моральную поддержку, да и больше шансов найти выход, работу — через цепочку знакомых, друзей друзей и т.п.

И самое главное: нельзя слишком тянуть. Каждый лишний год только стремительно отнимает шансы. Сорокалетние бывшие попы уже никому не нужны, а чем старше, тем это будет нереальнее.

(Возможно, когда-нибудь появится благотворительный фонд, поддерживающий уходящих священников, дьяконов, монашествующих: помогая финансово пережить первые месяцы после ухода, может, помогая с переквалификацией (но это отдельный разговор — создание и функционирование такого фонда)).

Я желаю отцу дьякону не только всяческого человеческого добра и успеха, но дерзну выразить надежду, что и Бог его поддержит. Потому что суббота для человека, а не человек для субботы/алтаря/служения/архиерея/Церкви. Богу важнее конкретный человек, а не его функции или его место в любой системе, даже самой «духовной».

  • Темная сторона благотворительности
  • Вся суть в середине, или Будни грузчика-интеллигента

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Наш новый герой служит в церкви. Он рассказал, почему священники страдают от выгорания и как он с этим справляется, сколько зарабатывает и какие дополнительные источники дохода бывают у духовенства, как священнослужители могут потерять место работы и так ли часто встречаются батюшки на очень дорогих автомобилях.

Дискуссия в комментариях вышла настолько содержательной, что врывается в текст

Образование

Я вырос в хорошей, но не религиозной семье. У нас не принято было регулярно ходить в храм или молиться дома. А меня уже в юношестве привлекали «помогающие» профессии: хотелось стать либо врачом, либо священником. В 14 лет я решил, что после школы пойду в семинарию. В старших классах алтарничал — помогал при богослужениях в алтаре в одном из подмосковных храмов. Алтарничать перед семинарией обязательно: без рекомендации настоятеля храма и благочинного округа поступить на учебу невозможно. Я познакомился с замечательными священниками Москвы и области, которые всей своей жизнью показывали пример жертвенного служения. Думаю, общение с ними и стало определяющим фактором при выборе профессии. В то же время это было и мое личное, осознанное решение.

В семье поначалу без энтузиазма отнеслись к моему выбору. Но когда родители поняли, что он окончательный, от меня отстали. Очень им благодарен, что не стали препятствовать дальше.

Чтобы подать документы на поступление в семинарию, необходимо пройти собеседование в Новодевичьем монастыре: тут с абитуриентами знакомится ректор, благочинные и другие важные лица. Сегодня для поступления нужны результаты ЕГЭ, также проводятся внутренние экзамены. Важны не только твои знания, но и стремление, желание служить Богу и людям. Узнать это в формате обычных вступительных испытаний непросто, поэтому при поступлении абитуриенты около недели живут в семинарии и проходят различные послушания, сдают экзамены, ходят на службы, общаются с преподавателями. Всего во время поступления проходишь 4—5 собеседований. По крайней мере, так было до прошлого года: слышал, в этом собираются что-то менять, но что именно — не знаю.

В семинарии я провел пять лет. Там ты живешь в мужском коллективе и учишься. У нас были профильные предметы: литургика, догматическое и нравственное богословие, история Церкви, экзегетика Ветхого и Нового Заветов, греческий и латынь, патрология. Были и светские предметы: риторика, история России, английский, психология, пение и другие. Еще мы выполняли различные послушания: убирали снег на улице, чистили в трапезной картошку, алтарничали, убирались в храме и так далее. Нам платили стипендию — около двух тысяч рублей, круглым отличникам больше.

Домой разрешалось выезжать раз в месяц, после лекций в субботу, а в понедельник утром нужно было возвращаться на занятия. Каникулы были после Рождества Христова — около пяти дней, три-четыре дня после Пасхи и летом — месяц-полтора.

была стипендия в семинарии

Люди идут в священники по разным причинам. Некоторые выбирают этот путь, потому что отец священник — есть связи и возможность в дальнейшем стать настоятелем большого прихода. Но таковых, слава Богу, меньше. Намного больше тех, кто служит по призванию.

Если у тебя нет призвания, то ты, возможно, станешь требоисполнителем, но не священником. Требоисполнителями называют тех, кто делает что положено и как положено, но без души, лишь бы сделать. Зачастую такой священник после службы тут же убегает из храма, не хочет тратить свое время на общение с прихожанами. Все по минимуму. Таких сразу видно.

В семинарии я встречал студентов, которые, отучившись несколько лет, уходили, так как понимали, что лучше быть хорошим прихожанином, чем плохим священником. Это честно и правильно.

Наша священническая «карьера» вполне предсказуема. Если во время обучения ты не успел жениться и рукоположиться, то есть стать священником, то на пятом курсе администрация семинарии распределяет тебя в храм чтецом — это первая степень церковнослужителя. Ты остаешься на этой должности до тех пор, пока не женишься и не рукоположишься либо не станешь монахом. Женитьба — обязательное условие для священника. У меня есть несколько знакомых, которые уже лет пять служат чтецами, так как до сих пор не женаты, но и в монастырь не хотят.

На пятом курсе меня тоже постригли в чтецы. В мои обязанности входила помощь священникам при совершении богослужений, уборка алтаря после службы и небольшие хозяйственные поручения. Практически всегда было два выходных в неделю. Зарплата у чтецов небольшая: я, например, получал 20 000 Р .

После семинарии всех обязательно приписывают к конкретному храму: указ о назначении на приход выдают на выпускном вместе с дипломом. Обычно после учебы тебя отправляют туда, откуда ты пришел. Например, я поступал в семинарию от храма в своем городе и вернулся туда же. Но бывают и исключения: во время обучения в семинарии студент может познакомиться с преподавателями из других благочиний и по договоренности перейти в другой район.

получал в чине чтеца в подмосковном храме

После семинарии я женился и довольно скоро стал диаконом — это первая степень священнослужителя. Диакон помогает священнику и епископу совершать службу, он украшает богослужение, благодаря ему оно становится более торжественным. Также диаконы преподают в воскресных школах, проводят беседы с людьми перед Крещением. При этом ни одно из семи Таинств — крещение, миропомазание, исповедь, причащение, елеосвящение, или соборование, венчание и священство — они совершать не могут.

Более шести лет назад меня рукоположили в священники. Я ощущаю себя на своем месте: мне нравится помогать людям, приятно видеть, как человек постепенно меняется, меняется его жизнь, его семья. Понимаешь, что это Бог твоими грешными руками помогает и отвечает людям на их просьбы.

Суть профессии

Священники, как и военные, не работают, а служат. Суть нашего служения — постоянно напоминать человеку, что здесь мы временно, а главная цель нашего путешествия длиною в жизнь — достичь Царствия Небесного посредством покаяния, добрых дел, участия в Таинствах и так далее. Мы должны помогать людям на пути к жизни вечной. Сегодня в условиях бесконечной земной суеты это непросто, так как, во-первых , священник сам во все это погружен, а во-вторых — рыночный, информационный мир берет свое: все сейчас заточено на то, чтобы человек не думал о душе, о Боге, о вечной жизни. Нам приходится плыть против течения, бороться за сознание людей, чтобы они, занимаясь повседневными хлопотами, не забывали о Боге.

Также любой священник должен быть хорошим психологом, утешать, поддерживать, зачастую помогать решать вполне себе земные проблемы. Например, у прихожан бывают вопросы о том, как наладить отношения с родителями, как привести ребенка в храм, где и как найти себе жену или мужа и так далее. Приходят с проблемами, связанными с работой или ее отсутствием, советуются по поводу отношений с начальством и коллегами. И, конечно, обращаются, если болеет или умирает близкий человек.

На мой взгляд, нормальный священник не будет заниматься бытовыми вопросами прихожан: подсказывать, какой марки купить машину, в какой цвет покрасить волосы, где в доме забить гвоздь, куда поехать отдохнуть. К сожалению, некоторые и сюда свой нос суют и заставляют своих духовных чад спрашивать у них на все разрешение. А по моему мнению, священник должен «воспитать» прихожанина свободным, чтобы он не прибегал со всякими мелочными вопросами, умел сам организовать свою религиозную жизнь и нести за это ответственность.

У священника есть и прямые обязательства: совершать службы, причащать, венчать, крестить, исповедовать и так далее. Самое радостное для меня — венчать и крестить тех, кто знает, зачем им это нужно, а не просто «чтобы не развестись» и «чтобы Бог защищал».

Сложнее всего отпевать, особенно в моргах, где бывает по пять-шесть отпеваний подряд и на каждое дают минут 15—20. А если стоит жара, то при всем старании работников морга запах тления все равно просачивается повсюду. Все на потоке, никто ничего не понимает, всем бы только закончить побыстрее. Это самое тяжелое: видишь, что никому ничего не нужно, просто «отмахал кадилом» и все.

Это происходит из-за большого потока людей, которые приходят со своими бедами, слезами, горем, и ты так или иначе погружаешься в их трудности. Конечно, со временем приобретаешь профессиональную привычку «стряхивать» с себя эти проблемы при выходе из храма. Но когда с этим сталкиваешься изо дня в день, из года в год — это тяжело. Растет раздражение, появляется апатия, сложно восстановить силы. Об этом нужно не забывать и заранее принимать меры.

Помогает духовная жизнь, молитва, консультация с более опытным священником, собственная исповедь. В нашей епархии есть хорошая традиция ежегодной исповеди в Новодевичьем монастыре во время Великого Поста. Ее принимают опытные священники, которые служат в храмах Московской епархии более 30 лет. Лично мне такие исповеди очень помогают.

Только после трех-четырех лет служения я понял, зачем нужен отпуск в 28 календарных дней. Раньше уходил всего на две недели, и этого было достаточно. Хороший отдых, качественное время, проведенное с близкими, дает силы. Мир в семье священника очень важен. Когда в тылу надежно, на фронте все хорошо.

Еще тяжело понимать, что твой КПД очень низкий: как бы ты ни старался, как бы ни проповедовал, все равно не сможешь заставить человека поверить в Бога, ходить в храм и меняться. Реально действуют только слова, подтвержденные твоей собственной жизнью. И то не сразу, а со временем. Но ты должен сеять, а взрастет семя веры в сердце человека или нет — это от тебя не зависит.

Место работы

Более пяти лет я служу в подмосковном храме. Он не городской, но и деревенским его сложно назвать — у нас микрорайон. Молодежи до 25 лет к нам приходит мало, людей среднего и старшего поколения, пенсионеров — побольше. Крестины, как и венчания, проводятся нечасто, так как у нас не город.

В Церкви своя строгая иерархия. Как правило, границы областей совпадают с границами епархий, каждой епархией управляет епископ, который также может награждаться званием архиепископа или митрополита. У нас это митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий — один из старейших епископов в Русской Православной Церкви, он управляет Московской епархией с 1977 года.

Обычный священник видит своего управляющего епископа очень редко: когда рукополагается или чем-то награждается. Наград у священнослужителей много: есть богослужебные, есть общецерковные. Богослужебные дают за выслугу лет, общецерковные — за деятельность. Например, если священник помимо службы несет какие-то административные послушания или возглавляет отдел в епархии, ему могут дать грамоту или орден.

В каждом районе есть благочинный — он следит за порядком во всех местных храмах, смотрит, чтобы функционировали все епархиальные отделы, решает конфликты в приходах, общается с администрацией города. В реальной жизни все зависит именно от него: если у тебя сложились отношения с благочинным, то все будет более-менее хорошо. В противном случае бывает плохо, так как в его власти перевести священника в другой храм, снять настоятеля с должности, запретить его в служении. Причем даже если ты хороший, исполнительный священнослужитель, но чем-то не понравился благочинному, могут начаться проблемы. Это не всегда так, но бывает. Я знаю случаи, когда в соседние районы приходили новые благочинные и в скором времени там начинали менять настоятелей приходов, переводить священников на другие места служений.

Вообще священник довольно уязвим, у него мало средств защиты от благочинного и архиерея. Тут все как в миру. С той лишь разницей, что если ты, например, бухгалтер и тебя выгнали из одного офиса, то ты можешь пойти в соседний. У нас не так.

Есть три вида прещения, то есть церковного дисциплинарного наказания:

Заштатного и запрещенного священника обычно прикрепляют к какому-то другому приходу или монастырю, где он несколько лет служит как обычный чтец. Ему платят зарплату, но в разы меньше, и он не может совершать треб, то есть лишается дополнительного заработка. По истечении срока его могут восстановить в служении.

Извержение из сана означает, что обратного пути в священство у тебя нет.

Проблема в том, что большинство священнослужителей имеют только семинарское образование и больше ничего не умеют. Если такого священника запретят, то в соседний приход он не пойдет и даже в соседнюю епархию перевестись будет чрезвычайно сложно. Вот это и есть наша ахиллесова пята, и все это знают. Некоторые церковные власти этим манипулируют. Особенно учитывая, что большинство священников — многодетные.

В общем, запрет в священнослужении — это больная тема и страшный сон для любого священника. Можно оспорить решение, но для этого надо обратиться в общецерковный суд. Также в каждой епархии есть свой епархиальный суд, куда входят опытные священнослужители.

У нас благочинный вменяемый, человечный, это уже дорогого стоит. Также у меня сложились хорошие отношения с другими священнослужителями в благочинии, что тоже важно.

Благочинные назначают настоятелей. Они в храме отвечают за все: ведение службы, чистоту, финансовые вопросы, порядок ремонта, отчеты и прочее. Если храм городской, то настоятелю могут помогать другие священники. Они совершают рядовые службы, несут различные послушания.


Зарплату настоятель себе назначает сам, исходя из финансовой возможности прихода и сообразуясь с собственной совестью.

Правящий архиерей посещает храмы в своей епархии. Такой приезд епископа всегда дорого выходит настоятелю, так как за это он должен заплатить епископу — слышал, что в нашей епархии это минимум 100 тысяч рублей, — его диакону и иподиаконам (помощникам) плюс накрыть стол после службы. В общем, приезд епископа — это очень затратное мероприятие, хотя и очень торжественное. Но! Не все епископы берут деньги с настоятелей за свой приезд.

Рабочий день

Самые рабочие дни для нас — это выходные, так как большинство людей приходят в храм именно в субботу-воскресенье.

Я совершаю Литургию — это главная служба в Церкви — три-четыре раза в неделю, бывает и чаще. Перед этим нужно прочитать положенное молитвенное правило. Но самая важная подготовка к службе — это сама жизнь священнослужителя, то, как и чем он живет. Об этом очень хорошо пишет апостол Павел: священнослужитель «должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли заботиться о Церкви Божией? Не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился…» Лучше и не скажешь! Кроме того, накануне службы нельзя иметь близость с женой.

По рабочим дням я встаю в 6:25, молюсь, добираюсь до храма. В 8:00 начинается служба, около 10:00 заканчивается. После службы могут быть различные требы: крещения, отпевания, молебны. Бывают беседы с прихожанами. До вечерней службы я дежурю в храме.

В 17:00 — вечерняя служба: она может длиться от полутора до двух с половиной часов. Если никакого праздника нет, то в храме бывает от 5 до 20 человек.

В церковные праздники у нас все то же самое, но людей больше — человек 40—50 , поэтому и времени в храме проводишь больше. Для меня каждый праздник хорош по-своему . Страстная Седмица и Светлая Седмица — пожалуй, самые долгожданные и насыщенные в плане посещения людей.

Домой я обычно возвращаюсь в 20:00—21:00. На неделе у меня, как правило, один-два выходных, их я провожу дома, с женой и детьми. Стараюсь быть с ними как можно чаще. Но бывает, что выходных нет совсем, например в последнюю неделю перед Пасхой.

Помимо службы в храме у священника могут быть и различные послушания. Его на них назначает настоятель храма, они могут быть связаны с его светской профессией. Например, если священник по светскому образованию журналист, его могут назначить руководителем отдела по работе со СМИ в своем благочинии. Если он врач — могут поставить во главе отдела по взаимодействию с медицинскими учреждениями. Также в послушания часто входит преподавание в воскресной школе, православных гимназиях, семинарии, на библейских курсах. Кроме того, священник может работать в административном центре епархии. У нас он располагается в Новодевичьем монастыре, там работают делопроизводители, секретари и так далее. Еще священник может возглавлять какой-нибудь отдел в своем благочинии, у нас их много.

Если ты настоятель храма, к твоей работе добавляется огромное количество отчетов о социальной, миссионерской, молодежной деятельности прихода, а также поиск спонсоров для храма. Спонсоры сейчас на дороге не валяются. Это в нулевые годы, по рассказам, их было больше, сейчас же это редкость. Думаю, дело в том, что по разным причинам авторитет Церкви сильно упал в глазах общественности.

Так что теперь храм, как я понимаю, живет в основном за счет пожертвований людей: чем больше прихожан — тем выше доходы. Если в городе храм может ежемесячно получать до миллиона рублей, то в сельской местности сумма будет гораздо ниже. Также можно сдавать в аренду помещения, трудиться в сфере сельского хозяйства, заниматься бизнесом, который не противоречит Уставу Церкви и постановлениям Соборов, то есть не приводит к умножению человеческих страстей: пьянства, блуда и так далее. Эти средства идут на реставрацию зданий, постройку воскресных школ и прочие цели. Я знаю настоятеля, который разводит коров и другую живность, а продукты реализует у себя в храме.

Читайте также: