Как стать директором музея
Опубликовано: 07.05.2025
Чтобы стать директором музея, нужно обладать хорошим базовым образованием, разбираться в менеджменте, маркетинге, фандрайзинге, знать иностранные языки, но все это не главное. О главных качествах хорошего руководителя рассказала директор Музея архитектуры имени А. В. Щусева Елизавета Лихачёва во время лекции для студентов факультета «Арт-менеджмент и галерейный бизнес».
Главная ценность музея
Музей, как и любую другую организацию, определяют люди. Без сотрудников фондохранилище — это просто склад старого и по большому счету никому не нужного барахла. Ценность этим объектам придают именно люди. Так что первая задача менеджера в сфере культуры — определить ценность предмета и рассказать о ней максимальному количеству людей. Не бывает безусловной ценности, даже «Мона Лиза» была бы просто картиной, если бы определенные люди в свое время не доказали, что это шедевр.
Музей конкурирует не столько с другими музеями, сколько с кинотеатрами и торговыми центрами, а самый страшный враг — это диван и телевизор. Нет ничего тяжелее, чем вытащить человека из дома и заставить куда-то идти, смотреть и думать. В одиночку вы этого никогда не сделаете, поэтому вторая задача менеджера — собрать команду. Директор должен создать работающую систему, в которой сотрудники работают самостоятельно, без постоянного контроля. Для этого нужно доверять людям и слушать, что они говорят. Вы нанимаете профессионалов не для того, чтобы все решать самому. Вы же не учите стоматолога, как он должен работать, вы платите ему за квалификацию, с музейными сотрудниками то же самое. И не забывайте, что ваша точка зрения может быть ошибочна.
Не замыкаете систему на себе и не преувеличивайте свою выносливость, это приведет только к выгоранию. Простой тест: представьте, что вы ушли в отпуск, — если без вас музей встанет, значит вы что-то делаете не так.
Какими качествами должен обладать директор музея
Диктаторская система управления ни к чему хорошему не приведет. Если ваши сотрудники вас боятся, вы просто ничего не будете знать о работе музея. Все проблемы будут оставаться за вашей спиной, пока не перерастут гигантский ком, который потом не разгребешь. Все становится проще, если решать возникающие сложности по мере поступления, но для этого о них нужно знать.
Главное умение менеджера — разговаривать с людьми, а самое паршивое качество для директора музея — это снобизм. Вообще, очень многое о человеке можно сказать по тому, как он ведет себя с уборщицами и официантами. Здоровайтесь с сотрудниками, улыбайтесь, интересуйтесь делами, делайте комплименты — эти очевидные вещи ничего вам не стоят, но могут очень облегчить жизнь. Это правда работает. В результате, когда произойдет катастрофа и перегорит электричество в целом здании, где запланированы выставки и кинопоказы, человек приедет среди ночи и все починит. Но не уходите в другую крайность: не делайте из сотрудников друзей, соблюдайте дистанцию. В противном случае вы окажетесь мамочкой для десятков взрослых людей, которые перестанут решать свои проблемы сами, а по любому поводу будут бежать к вам.
Кто-то считает, что в музее главный зритель, — это не так. Вы отвечаете за сохранность предметов и устанавливаете правила, и посетители либо соблюдают правила, либо покидают экспозицию. Есть люди, которые любят качать права и жаловаться на всех подряд. Будьте готовы к конфликтам: не устраивайте прилюдных порок, всегда разбирайтесь в ситуации, прежде чем принять решение, защищайте своих сотрудников. Люди, с которыми вы работаете, должны быть уверены, что вы их не подставите, просто чтобы избежать скандала в социальных сетях.
Еще одна штука которая экономит время, деньги и нервы — честность. Не юлите и не скрывайте ничего от своей команды, они должны вам верить, а для этого вы не должны врать — все просто. Не считайте людей своими рабами, которые что-то должны лично вам. Кстати, если вы работаете в государственном музее, у вас нет денег, чтобы платить сотрудникам их рыночную стоимость. Хорошая новость в том, что не всегда для людей деньги — это главная мотивация. Вы должны дать людям что-то большее, чем зарплату, например, чувство причастности к большому делу, возможность самореализации, ощущение свободы, право принимать решения.
Еще у вас должна быть смелость доказывать свою правоту перед учредителем: будь то государство или человек, который дает деньги на ваше существование. Никогда не бойтесь делать то, что считаете правильным. Если вас заставляют делать то, что вы считаете неприемлемым, не делайте это. Самое страшное, что может случиться, — вас уволят. Увольнение даже близко не стоит с по-настоящему страшными вещами, которые никак не зависят от вашего руководства. Осознание собственного страха — это ваша сила.
Главная задача директора музея
Если вы собрали команду и выстроили систему работы, то вы можете посвятить большую часть времени своей основной задаче — добыванию ресурсов. Если вы работаете в сфере культуре, то у вас, скорее всего, перманентный кризис — денег нет никогда и ни на что. Вы всегда должны искать, как увеличить зарплату, добиться реставрации или нового здания, сделать выставку, найти деньги на сервер, отремонтировать канализацию, установить камеры и так до бесконечности.
Так как государственного финансирования хватает только на самый минимум, остальное мы должны зарабатывать сами: продажа билетов, магазин, кафе, лекторий, совместные мероприятия с коммерческими брендами. И конечно, мы можем привлекать людей, которые готовы помогать музею. Идеально встретить попечителя, которого действительно интересует искусство и архитектура и он хочет помогать музею по любви. Второй вариант — это просто бизнес, объясните человеку выгоду от сделки: логотип на рекламе в центре города, упоминания в СМИ, анонсы на выставках, причастность к культуре, возможность улучшить реноме. И здесь важно помнить, что деньги дают не музею, не проекту, а конкретно вам или вашему фандрайзеру. И мы опять возвращаемся к тому, что нужно улыбаться и разговаривать с людьми.
alt=" Фото: Вячеслав Прокофьев/ ТАСС " />
Также в ближайшее время будут объявлены конкурсы концепций развития музея-заповедника И.С. Тургенева "Спасское - Лутовиново" (Орловская область), Российского этнографического музея (Санкт-Петербург) и других. "РГ" попросила Владислава Кононова, директора департамента музеев министерства культуры РФ, прокомментировать это решение.
Что послужило непосредственным поводом для принятия решения об открытом конкурсе на должность директоров музеев?
Владислав Кононов: Все трудовые договора с директорами музеев, подведомственных министерству культуры, как правило, подписывают на определенный срок. Выражаясь канцелярским штилем, они "срочные". Сейчас после завершения контракта директор музея отчитывается в министерстве о сделанной работе, представляет концепцию дальнейшего развития музея на год, три года, десять лет.
Эта практика показала свою эффективность, и сейчас она модернизируется. Новую концепцию развития музея может представить не только действующий директор, но и соискатель. При этом действующие директора могут принимать участие в открытом конкурсе, никто не закрывает дорогу.
Открытый конкурс на должность директора раньше не проводился?
Владислав Кононов: В 2017 году открытый конкурс был проведен на должность директора Музея архитектуры имени А.В.Щусева. По его итогам директором музея стала Елизавета Лихачева. Только что объявлен открытый конкурс на должность директора Музея МХАТа. На очереди - музей-заповедник И.С. Тургенева "Спасское - Лутовиново" (Орловская область) и Российский этнографический музей (Санкт-Петербург).
По сути, это новая кадровая политика. Мы ищем людей. Ищем новые нестандартные шаги в развитии подведомственных учреждений. Поэтому мы приняли решение проводить такие открытые конкурсы. В течение месяца министерство культуры ждет концепции развития музея. Затем будем встречаться с соискателями. После чего комиссия будет принимать решение о заключении контракта с победителем конкурса.
Кто входит в состав комиссии, решающей, чья концепция лучше?
Владислав Кононов: Возглавляет комиссию Алла Манилова, статс-секретарь - заместитель Министра культуры, курирующая музейную сферу. Состав комиссий может меняться в зависимости от профиля того или иного музея. Если это литературный музей, то приглашаем людей, опытных именно в этой области. Если это музей-заповедник, в комиссии будут руководители аналогичных музеев.
А если это музей МХАТ, то…
Владислав Кононов: …будет представитель Театрального музея имени А.А.Бахрушина, представители Союза музеев России.
Будут ли в комиссии режиссеры, театроведы, истории театра?
Владислав Кононов: Обязательно. Представители театрального сообщества будут участвовать в принятии решения.
На какие критерии ориентируется министерство культуры при оценке концепции?
Владислав Кононов: В основе - те же критерии эффективности, которые прописаны в трудовом договоре с каждым руководителем музея.
Во-первых, составление государственного каталога. К 2025 году мы надеемся завершить эту работу. Пока у нас из 90 млн предметов музейного фонда страны в каталог внесено только 20 процентов. Во-вторых, число посетителей. Это один из ключевых критериев. Скажем, почему возник вопрос о музее МХАТа? Прекрасный музей. На наш взгляд, потенциал этого музея большой. Но о нем многие и не знают. Третий критерий - привлечение внебюджетных средств.
С 2012 по 2018 год привлечение внебюджетных средств только федеральными музеями увеличилось более, чем в 2,5 раза.
Но музей не коммерческое предприятие…
Владислав Кононов: Разумеется. Никто не собирается делать музеи коммерческими предприятиями. Их главная задача - сохранять культурное наследие, изучать его и пропагандировать.
Но музеи могут привлекать средства. Могут продавать билеты, организовывать мероприятия, приносящие доход. Все эти заработанные или полученные музеем средства идут на его же нужды. На повышение заработной платы, на улучшение материально-технической оснащенности, для создания новых экспозиций. Этот показатель напрямую связан с посещаемостью. Чем больше посещаемость, тем больше "внебюджетных" средств.
Три критерия?
Владислав Кононов: Есть еще четвертый. Каждый директор музея обязан обеспечивать уровень зарплаты не ниже, чем та, что есть в том субъекте федерации, где находится музей.
Кроме музея МХАТа, вы упоминали еще два музея. Означает ли это, что у директоров этих музеев заканчивается срок контракта?
Владислав Кононов: У директора музея-заповедника И.С.Тургенева "Спасско-Лутовиново" контракт заканчивается в этом году. У директора Российского этнографического музея - в начале 2020. Я еще раз хочу подчеркнуть, что нынешние директора также могут участвовать в открытом конкурсе концепции развития музея и претендовать на победу.
Открытый конкурс будет общей практикой при назначении директоров всех музеев?
Владислав Кононов: Да. Основная задача таких конкурсов - выявление наиболее эффективных моделей управления и развития. Была когда-то телепередача "Алло, мы ищем таланты!". Мы действительно ищем эффективных управленцев - в первую очередь, конечно, из музейной среды.
* Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"
Проработав более 20 лет учителем, я стала ощущать себя лошадью, на которой пашут-пашут, над которой кнутом машут, проклятиями осыпают, а воды и еды дают по минимуму.
Это ощущение усиливалось проблемными отношениями с деспотичным директором. Четыре месяца назад, в середине учебного года, я сказала себе — если не уйдешь, помрешь, не дотянув даже до выслуги лет, вон уже сердечко стало пошаливать.
История от моей читательницы Людмилы.
Как я попала в эту профессию
Вот так я резко изменила весь свой привычный изо дня в день «полет» — школа-дом, дом-школа. С этого момента моя жизнь перевернулась настолько, что, заикнись мне кто-нибудь год назад, — рассмеялась бы в лицо.
Ушла я практически в никуда, решив раскрутить маленький бизнес. Однако через неделю получила неожиданное приглашение — стать директором краеведческого музея.
Сказать «да» или «нет» я должна была уже на следующее утро, так что весь вечер и часть ночи у меня мозг работал в авральном режиме, как атомная электростанция, просчитывая варианты.
Продолжить разрабатывать свой бизнес (а я уже магазинчик крохотный арендовала) или рискнуть — и стать хранителем истории (а я на истории помешана).
Советовалась с родителями, сестрой, сыном — все сказали свое категорическое «В музей!» А мне и самой хотелось, честно-честно, и я же думала — магазин не будет помехой, потихоньку буду продвигать свое дело.
Типичный рабочий день
Как видите, я выбрала второе и получила в свои руки полностью разваленное хозяйство небольшого провинциального музея.
Мои планы «провожу 5 экскурсий в неделю, а все остальное время пью чай и занимаюсь подработкой — тем же бизнесом, а также написанием курсовых и дипломных работ, репетиторством» рухнули, столкнувшись с реальным миром.
Бизнес пришлось свернуть, так и не развернув его до конца — ввели режим самоизоляции. Мне посчастливилось избежать участи многих мелких предпринимателей, так как мой магазин умер бы, не успев родиться.
И времени свободного у меня крайне мало — как и прежде в школе, я пашу, однако ощущения от работы непередаваемые — я каждый день с удовольствием открываю дверь моего музея!
Что я делаю каждый день? Это работа с Госкаталогом — нужно внести все экспонаты музея в специальный онлайн-реестр, для этого их нужно сфотографировать (а экспонатов около 10 000!).
Это работа с населением — ко мне идут люди, предлагая старые вещи. Сейчас готовлюсь принять огромный личный архив одного известного человека, родственники которого после его смерти решили передать все в музей.
Экскурсий пока не было — мне помог карантин. Помог в том плане, что я смогла спокойно втянуться в работу, воссоздавая экспозиции после глобальной реконструкции здания, устраняя разрушения, оставленные бывшим директором, восстанавливая утраченные документы, знакомясь с экспонатами и их историей, обучаясь работе с документами.
Отдел культуры местной администрации вовсю меня нагружает — то приготовить положение к конкурсу, то принять участие в мероприятии.
Но и это не портит мне настроение — после школы мне любая работа не страшна, мне все по плечу!
Тем более что меня считают ценным кадром — я, как универсальный солдат, умею все: положение приготовить — нет проблем, видео создать — да легко, запустить и проконтролировать очередную акцию — сделано, раскрутить группу в соцсетях — а уже раскручена!
Я сейчас готовлю лекции по обновленным экспозициям — подбираю и изучаю материал, расставляю экспонаты в новые витрины, вношу свежепоступившие предметы в регистрационные книги, обновляю материал для планшетов на стенах.
Попутно создала и запустила сайт музея и группу в социальных сетях. Здесь я каждый день публикую материалы из истории нашего края, из историй экспонатов музея, и с огромным удовольствием принимаю отклики людей!
Почему продолжаю работать
Во-первых, мне нравится, что меня ценят. Музей был на последнем месте в республике, и начальница, принимая меня, сказала — беру потому, что знаю тебя и верю: сможешь вытащить нас с позорного последнего места.
Во-вторых, эту работу оценит тот, кто любит историю. Когда я впервые оказалась не на экскурсии, а за кулисами музея, у меня дух захватывало (и по-прежнему захватывает) от того, что я держу в руках раритеты трехсотлетней давности.
Здесь по-настоящему интересно, ведь каждый день несет что-нибудь новенькое.
Да, здесь гигантская работа с документацией, редко-редко меня не теребят с каким-нибудь отчетом, да, иногда я задыхаюсь от постоянных проверок — то Национальный музей что-нибудь требует, то огнетушители до сих пор не повешены, то бригада пришла вешать новые планшеты, то витрины привезли, то «срочно вытащите баннеры с героями Советского Союза из подвала, там влажно стало!»
Да, иногда на меня попутно вешают дополнительную работу, что-нибудь в помощь Отделу культуры — но за нее мне искренне благодарны, и взамен я тоже получаю бонусы.
Из-за карантина в этом году я избежала многой работы:
У нас пока нет выездных выставок (а ведь приходится ездить со своими экспонатами в другие регионы и жить там неделями).
Отменили сабантуй (праздник окончания сева), на который я тоже должна была тащить в поле свои экспонаты, располагать их в юрте, а попутно угощать людей чаем из самовара.
Пока нет посетителей — летом в основном это дети из пришкольных лагерей, а они пока не открылись.
Есть ли льготы и другие бенефиты
Один из плюсов — работа находится буквально возле дома, так что на проезд я вообще не трачусь, 3 минуты прогулки по цветущему полю — и я в музее.
Это новенькое чистое здание, с шикарной отделкой, с красивой музейной мебелью.
Если меня вызывают в субботу или в воскресенье (приехал высокий гость, который хочет ознакомиться с историей района), то я получаю отгулы. Если мне нужно уйти по своим делам — меня отпускают без проблем.
Самый важный для меня бонус — это то, что нет такого строгого, до минуты, соблюдения режима работы, как в школе.
Раньше, если автобус опаздывал, а такси вовремя не приезжало, возле кабинета меня ожидали радостно галдящая куча детей, злобный взгляд завуча и выговор от директора.
Первое время в музей я бежала, не чуя ног — выработанный десятилетиями рефлекс, как у собаки Павлова, ежеминутно вгонял в панику: вдруг опоздаю?
Теперь же я могу прийти позже, уйти на обед раньше или работать без обеда, а потом завершить свой рабочий день досрочно.
Для меня это очень важно — быть хозяйкой своего времени.
Если ты выполняешь свою работу вовремя или с забегом вперед, если ты постепенно исправляешь то, что было разрушено до тебя, а попутно помогаешь и другим, то почему нужно сидеть «от звонка до звонка»?
Работаю я недавно, так что отпуск будет нескоро. Планирую взять неделю в октябре — тогда уже исполнится полгода с начала трудовой деятельности в музее, а остальную часть перекину на следующее лето.
В отпуск можно уйти без проблем, главное, подгадать, чтобы крупных праздников или памятных дат на этот период не выпало (День Победы, 22 июня и т. д.), иначе и в отпуске придется к ним готовиться.
Если заболеешь, больничный брать необязательно. Например, сходить к врачу, на укол или посетить стоматолога можно, отпросившись у начальницы (что на прежней работе было практически неосуществимо, мы и про больничный-то сказать завучу долго с духом собирались, чтобы не упасть в обморок от мощного «гав-гав» в ответ).
Зарплата и перспективы карьерного роста
В школе я получала 30 000 — это была оплата за две ставки, и работать приходилось на износ. В музее зарплата у меня меньше — 24 000, и для меня это мало.
Подобных вакансий в своем регионе не нашла, а в других, оказывается, платят еще меньше.
Тут совсем грустно на зарплату смотреть.
При этом требуется высшее профессиональное, да еще и со стажем работы. Я бы им точно не подошла со своими двумя педагогическими…
Однако до начала августа музеи у нас передают от сельских советов в ведомство Отдела культуры, и вот тут ожидают бонусы в виде стимулирующих надбавок.
Надбавки будут неплохие — больше зарплаты, если хорошо поработал. Кто-то скажет, что это тоже мало, но у нас в глубинке и такой доход считается отличным.
Я на хорошем счету, начальница мной довольна («Я рада, что не ошиблась в выборе, вижу, как работаешь, вижу, какая отдача, так что и зарплата будет хорошей»), и в перспективе меня ждут неплохие заработки.
Карьерного роста не предвидится, но куда мне стремиться — я и так уже директор, пусть у меня всего один подчиненный (смотритель и техничка в одном лице).
На работе отношение человеческое, на совещаниях Отдела культуры, куда приглашают директоров Домов культуры, музеев, библиотек, парков, детских школ искусств, обязательно спрашивают моего мнения в каком-либо вопросе, просят подсказки, помощи.
Вместе с бывшим моим начальником я теперь сижу на районных собраниях директоров учреждений.
Ирина Антонова, ровно полвека проработавшая директором одного из главных музеев страны – Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, подчеркивала, что сама выбрала преемницу. Марина Лошак вступила в должность 10 июля 2013 г. «Я летела на биеннале в Венецию, как только самолет сел, мне позвонила Ирина Александровна и предложила встретиться, – рассказывала Лошак «Ведомостям». – Мы встретились, поговорили. Она сказала, что ей надо уйти и она пришла к выводу, что я должна ее заменить. Я взяла паузу, думала, советовалась, но согласилась».
Назначение Лошак далеко не все встретили с энтузиазмом. Больше всего смущал ее слишком модерновый бэкграунд: Лошак не работала в институциях классического искусства, в ее резюме Московский центр искусств на Неглинной, Галерея Гари Татинцяна, галерея «Проун». Опыта руководства столь крупным объектом федерального значения тоже не было – всего за год до приглашения в Пушкинский Лошак возглавила музейное объединение «Манеж», куда входят выставочные залы «Манеж», «Новый Манеж», «Рабочий и колхозница» и др., но по масштабу это с Пушкинским музеем несравнимо. Практически во всех первых интервью Лошак в новой должности журналисты спрашивали, как ее принял коллектив, – предполагалось, что могут быть сложности.
Под руководством Лошак музей стал современнее и удобнее: появились абонементы и интернет-продажа билетов, обновились выставочные залы. Идет строительство музейного квартала. Основана первая в России музейная коллекция медиаискусства. И конечно, идут эксперименты. В интервью «Ведомостям» Марина Лошак рассказала о том, как музей старается совместить традиции с «сегодняшней интерпретацией, сегодняшним взглядом, сегодняшним языком». Мы публикуем это интервью с небольшими сокращениями.
Как вы оцениваете для себя пять лет, которые вы руководите Пушкинским музеем?
Эти пять лет были большим приключением, внутри которого было много разного. Нужно было узнать это место. Не просто любить, как его любят все, но почувствовать, ощутить новые габариты. И все пять лет (и до сих пор) я пытаюсь осознать эту большую, сложно устроенную машину.
Все это время я как директор пыталась сделать так, чтобы мир вокруг меня отражал то, что я люблю, чувствую, хочу в нем видеть – прежде всего видеть его теплым, наполненным человеческими эмоциями, среди которых любовь первична. А это непростая история. Поэтому что-то нужно было менять в себе, усмирять свои представления о многом. Но все сложилось.
Очень важный итог – что музей удалось сохранить, что какие-то мои собственные амбиции не позволили ему стать другим в том смысле, в котором все боялись. То любимое всеми, что в нем было, осталось. Но вместе с тем получилось впустить сюда живую и очень сегодняшнюю жизнь, без которой, по-моему, ни один музей не может существовать в принципе. Мне кажется, это самое главное: совмещение живой жизни с большими традициями. С включением сегодняшней интерпретации, сегодняшнего взгляда, сегодняшнего языка. И присутствие большой дозы самоиронии и чувства юмора. Без этого, я думаю, невозможно вообще никакое движение.
Когда вы принимали предложение возглавить музей, представляли, куда будете двигаться, каких художников хотите привозить?
Ничего не представляла вообще. Это было очень неожиданное предложение, я к нему была не готова, я этого не ждала. Я даже не могу сказать, что я этого хотела.
Не было страшно?
Мне совершенно не было страшно, потому что я абсолютно не понимала, куда я иду. Если бы это предложение мне сделали сейчас, то я его, очень возможно, либо отклонила бы, либо как-то иначе ко всему морально подготовилась. Чтобы руководить таким музеем, нужно быть достаточно сильным человеком, с большим чувством юмора (я настаиваю на этом).
У нас директор музея часто больше, чем просто руководитель. Ирина Антонова, Михаил Пиотровский, Ольга Свиблова – публичные люди. Вам тоже пришлось освоить эту роль?
Я специально об этом стараюсь не думать. Мне кажется, что важнее всего остаться собой, сохранить в себе человеческое. Это полезно не только для меня, но и для того, чем я занимаюсь. Я всегда была человеком миссии – не знаю, назвать это общественной деятельностью или нет, но интерес к чему-то более широкому, чем только музей, во мне всегда присутствовал и будет присутствовать. Я, конечно, государственник в самом старомодном смысле этого слова. Мне очень интересны возможности музея как двигателя глобальных новых процессов. Пушкинский – один из главных музеев мирового искусства страны, и мы музей с университетскими корнями. Наша сильная сторона – всевозможные интеллектуальные и интеллигентские миссии. Нам важна не внешняя экспансия, а движение в тело, в сердце страны, создание институций вокруг других российских музеев, где мы можем быть полезны нашим опытом, пониманием сегодняшнего дня, интеллектуальной базой. Мне кажется, миссия именно нашего музея – нести дух современного просвещения, современного языка и европейскости.
Насколько современным может быть музей классического искусства, каким является Пушкинский? Многие внутри музейного сообщества настороженно относятся к изменениям и говорят, что второй «Гараж» на месте Пушкинского не нужен. Как вы находите этот баланс?
Самое главное, что я его ищу. Это мой путь как директора. И моих коллег вместе со мной. Знает ли кто-нибудь, что это такое – баланс? Он внутри собственных ощущений и своего понимания. Мы, конечно, осознаем, что баланс должен быть, мы его ищем, боимся пережать в каких-то ситуациях, хотим быть деликатными и вместе с тем делать резонансные выставки. Поэтому на протяжении пяти лет мы периодически совершали какие-то новые для музея шаги, может быть пугающие кого-то, а порой и нас самих. Опасались каждого шага: не знали, какие будут последствия, как будут восприняты наши эксперименты. Это же метафизические вещи, далеко не только маркетинг. За каждым шагом стояло много волнений, начиная с первой выставки Дельвуа (Вим Дельвуа, современный бельгийский художник, скульптор. – прим. ред.) и до каждой следующей.
Любой шаг, связанный с современным искусством, был опасным. Когда мы делали выставку «Рембрандт. Другой ракурс» с Дмитрием Гутовым – освобождали зал Рембрандта и помещали там работы Гутова, когда мы показали работы Саши Пономарева (Александр Пономарев, российский художник. – прим. ред.) в соединении с нашим классическим портиком. Я уже не говорю про Цай Гоцяна, который был вершиной нашей свободы. Но, осуществляя каждый из этих проектов, мы были счастливы от того, что нам удалось их сделать и все получилось. Что-то, может, я бы не стала повторять, но не жалею ни о чем, потому что это опыт и наши посетители получали его вместе с нами. Даже те, кто гневался и не понимал. Это в любом случае ценный опыт хотя бы для того, чтобы понять, что смирение – в самом высоком смысле этого слова – тоже важно для баланса, о котором мы говорим. Музей, как и искусство в целом, нужен, чтобы глобально влиять на человека. И люди тоже должны пойти навстречу искусству, даже тому, которое не очень понимают, к которому не очень привыкли. И мне кажется, таких людей стало больше – что невероятный результат. И что еще очень важно: большая армия наших сотрудников почувствовала и приняла новый опыт, потому что сложнее всего – и так всегда, – чтобы изменения принял коллектив музея.
Это не сразу произошло?
Конечно, не сразу, и сейчас тоже не всегда происходит. Но в этом нет совершенно ничего страшного, так бывает во всех музеях. Наши сотрудники – прекрасные интеллигентные люди, они пытаются скрыть свои чувства (смеется), чем немножко даже путают меня: кажется, что они очень довольны, а на самом деле это не так. Но если говорить всерьез, то мы много работаем со смотрителями, которые – сто процентов – на нашей стороне, абсолютно наши партнеры. Это очень важно, потому что человек в зале должен любить то, что он показывает, он не может этого стесняться. Не каждый музей может этим похвастаться. Перед всеми выставками, которые связаны с какими-либо нетрадиционными решениями, проходят лекции для смотрителей, где художники или кураторы рассказывают о том, что они делают, как они работают. Это делает их [смотрителей] частью всего того, что у нас происходит.
А каких художников не рискнули бы показывать в Пушкинском? Например, выставка Яна Фабра могла бы у вас состояться?
Чем Ян Фабр так уж сильно отличается от других Янов Фабров? Ян Фабр – потрясающий художник, начнем с этого. Он чудесно соживет со старым искусством, это один из тех художников, кто создан для такого рода интервенций. Дальше каждый музей находит свой путь, как осуществить эту интервенцию. Эрмитаж сделал это очень остро, что для них, наверное, хорошо. Было бы это хорошо для нас? Вероятно, мы бы искали что-то другое. Но в этом творческом поиске и заключается работа музея.
Мне просто не нравится, когда люди, работающие в музее, плохо высказываются о том, что происходит в их стенах, это неправильно. Даже если им что-то не нравится и они не разделяют взглядов, существует командность и возможность мотивировать для себя происходящее. И в этом надо людям помогать, поэтому я настаиваю на том, что со смотрителями надо серьезно работать, они не должны думать, что им навязывают то, что им кажется неприемлемым, они должны понять целесообразность происходящего. Все можно объяснить, я абсолютно уверена.
Давайте поговорим про выставку Цай Гоцяна. Вы назвали ее вершиной вашей смелости, и это действительно был один из самых громких музейных проектов в России: случай, когда успешный и дорогой современный художник создал проект специально для российского музея, – уникальный. Как возникло это сотрудничество? Сколько стоила эта выставка – я знаю, что сам Цай работал бесплатно, но все остальное?
Могу сказать, что это был очень дорогой проект, один из самых дорогих. Страховка, транспортировка – мы долго везли огромное поле пшеницы на пароходе через океан. Бюджет был очень большой. Нам очень хотелось сделать выставку к юбилею революции с большим интернациональным художником, в данном случае китаец по происхождению – лучшее, что можно было придумать. При этом Цай очень тонкий, поэтически устроенный, внутренне свободный, невероятно искренний, что мне вообще кажется самым важным для любого художника. Кстати, он один из немногих, кто вообще не работает с галереями. С ним работают очень профессиональные люди, очень заряженные на результат, и мы продолжаем с ними дружить. Я мечтаю вернуться к ним уже с другими проектами, я бы очень хотела, чтобы мы все-таки сделали с ними пороховое шоу.
Обратиться к нему нам порекомендовал Майкл Хью Вильямс (британский галерист. – прим. ред.). Мы видели, конечно, все его важные вещи, знаменитую выставку в Гуггенхайме, опыты с порохом или – страшное слово – взрывами, как он сам их называет. После «Лестницы в небо» (пороховая инсталляция Цай Гоцяна, представленная в Цюаньчжоу в 2015 г. – прим. ред.) я поняла, что он совершенно «наш человек» и именно с ним нужно делать эту выставку, потому что все, что входило в ее задачи, заключалось в Цае, в его биографии. Не пожалели об этом выборе ни секунды, хотя это были два года тотальной работы, каждый день мы были на связи. Конечно, если бы в самом начале знали, что нам предстоит такой тяжелый продюсерский опыт (первый подобный для нас), мы бы в жизни на это не пошли.
Мы обозначили ему тему, всё проговаривали, обсуждали, нам предлагали разные варианты, мы много корректировали проект, который предложил Цай; куратор Александра Данилова и я все время были на связи. Они шли навстречу, что-то меняли, на чем-то, наоборот, очень жестко стояли.
Самым страшным было, конечно, сделать эту огромную инсталляцию «Осень». Все, что происходит внутри музея, можно закамуфлировать до открытия, а тут как будто наводишь марафет у всех на виду. Сначала строили леса, было очень красиво, потом стали появляться кроватки и коляски – и началась паника, поползли слухи, чего только не говорили: и что бастуют мамы, которые не хотят, чтобы дети ходили в музей, где стоит голый Давид, поэтому свозят сюда коляски (мы это своими ушами слышали!), и еще бог весть что. Потом стали березы сажать кранами, березы полгода растили в питомнике, до этого искали питомник. Потом они вяли, мы их меняли. В общем, много чего было. Но в результате, мне кажется, все получилось исключительно точно, очень художественно и красиво. И было очень много людей – 120 000 человек, что очень много для такого проекта.
Мы остались очень довольны, была фантастическая зарубежная пресса, не было ни одного директора крупного международного музея, кто не знал бы о нашем проекте. И это на фоне того, сколько всего было сделано на тему юбилея революции.
Вы проводите громкие выставки, но в рекордсменах чаще оказывается Третьяковка со своими блокбастерами: у всех на слуху их выставки, чтобы попасть на них, выносят двери. Можно ли сказать, что они выигрывают у вас конкуренцию, или вы видите эту картину по-другому?
Нет, я не вижу это как конкуренцию. Может быть, это конкуренция, я не знаю, но, мне кажется, глупо конкурировать за зрителя. Я всегда рада, если зритель идет на выставку, которая демонстрирует качественное искусство. Иногда зритель ходит на выставки, которые этого не демонстрируют, и тогда я грущу. Но когда выставка хорошая и успешная – это хорошо для всех, мы все растим одного зрителя. К нам приходит ровно то количество людей, которое мы можем принять. Большую выставку посещает более 200 000 человек, и это прекрасная цифра. Сказать, что мы счастливы, когда у нас очереди? Нет. Я не думаю, что это счастье, это признак не очень хорошей работы музея и неумения логистически все устроить. Что касается в целом, как вы говорите, большего успеха выставок в Третьяковке, то во всех странах самые топовые выставки – это выставки национального искусства. В Великобритании самая посещаемая выставка – выставка Хокни в Royal Academy (куда всегда ходит больше людей, чем в Tate), а в Прадо – выставка Сорольи (Дэвид Хокни – английский художник, представитель поп-арта 1960-х; Хоакин Соролья – крупнейший представитель импрессионизма в Испании. – прим. ред.).
Какую часть вашего бюджета дает государство?
Государство делает ровно столько, сколько может: полностью дает деньги на строительство музейного квартала, и это очень много. И несмотря на то, что времена очень сильно изменились и [российские] музеи должны учиться зарабатывать деньги сами, пройти тот же путь, который прошли наши коллеги, например, из Великобритании, не могу сказать, что меня эта ситуация расстраивает или кажется несправедливой. Мне кажется, это абсолютно справедливо: нужно собственным трудом, профессией, лицом профессионально привлекать средства, у музея есть огромное количество профессиональных рычагов, услуг, которые дают возможность зарабатывать деньги. К счастью, все нас любят и многие люди готовы быть привлеченными [спонсорами] и готовы участвовать действительно миссионерски, совершенно ничего за это не получая, кроме нашего желания говорить им спасибо. И мне бы очень хотелось, если нет налоговых преференций, чтобы появились другие формы поощрения меценатства, чтобы люди чувствовали, что им признательны, чтобы были и дальше мотивированы. Мы думаем о том, чтобы это могло быть.
Увеличение посещаемости и продаж билетов входит в число ваших задач как директора
Это тоже важная часть нашей работы. У нас просто есть возможности – и невозможности делать больше, чем мы делаем. Например, мы абсолютно точно понимаем, что сейчас наша посещаемость – это наш предел. Мы не можем себе позволить больше посетителей, потому что музей старый и до реконструкции он физически не может принять больше людей, чем приходит сейчас. Хотя у нас и так много посетителей – 1 300 000 зрителей в год. Наши основные усилия обращены в будущее, которое даст нам новые возможности.
Как устанавливаются цены на билеты – это тоже ваши решения?
Цены на билеты, как мне кажется, у нас довольно скромные, учитывая, что половина, если не больше наших посетителей – это люди, которые покупают льготные билеты. Плюс очень большой процент детей до 16 лет – все они приходят бесплатно. Относительно недавно у нас немного выросла цена, теперь входной билет стоит 400 руб., мне кажется, что это вполне адекватная сумма. Особая цена устанавливается на билеты на выставки – не на все, но на самые важные, самые большие и самые дорогие. Это общепринятая мировая практика: можно купить билет на выставку, можно на постоянную экспозицию. Нам сложнее, чем Третьяковской галерее или Русскому музею, потому что наши выставки объективно дороже. И из этого, конечно, формируется необходимость устанавливать определенные цены. Но мне кажется, что у нас все очень гибко.
Доход от продажи абонементов вырос?
Да, и значительно. Но, как я уже говорила, нам сложно расширять аудиторию – с учетом нашего ограниченного пространства. Я очень хорошо себе представляю, как это можно делать, когда откроются дополнительные пространства и большой квартал. С одной стороны, прибавится работы с точки зрения логистики, с другой – будут развязаны руки, появятся такие возможности, которые сейчас нам и не снились.
А как стать вашим спонсором – это просто?
Очень просто – становитесь нашим спонсором! (Смеется.) Если серьезно, то мы не изобретаем велосипед, просто используем те же инструменты, что и другие музеи. У нас есть друзья музея разного уровня, у которых различного рода преференции, есть патроны, есть меценаты, попечители – мы по-разному всех называем в зависимости от того, насколько велики их вклады. Есть крупные компании, которые работают безвозмездно, консультируя нас по разнообразным вопросам, это гигантская помощь. Круг добровольных помощников может быть еще расширен, но просто не хватает времени, чтобы заниматься только этим. Потенциал огромный, общество уже давно готово к таким шагам. Я вообще думаю, что мы недооцениваем людей вокруг, нам все время кажется, что мы недостаточно хороши по сравнению с кем-то, но это совсем не так.
.jpg)
Музей космонавтики заканчивает последние приготовления перед открытием обновленной экспозиции зала «Утро космической эры», с которого в 1981 году началась его история. В открывшемся в основании монумента «Покорителям космоса» музее были собраны все свидетельства побед и достижений отечественной космонавтики: скафандры, искусственные спутники Земли и космические аппараты.
После большой реконструкции в 2009 году появилось еще семь выставочных залов, кино- и конференц-залы. Сегодня это не просто научно-исторический музей, но и место популяризации науки. Прежняя постоянная экспозиция стала залом «Утро космической эры». Накануне его открытия директор музея Наталья Артюхина рассказала, что ждет гостей в обновленном пространстве.
— Почти год вы работали над совершенствованием экспозиции зала «Утро космической эры». Что в нем изменилось?
— 16 августа для нас важный день — мы откроем для посетителей обновленную экспозицию центрального зала «Утро космической эры». Для нашего музея это одно из главных событий года. Это большая совместная работа всего коллектива и наших партнеров.
Мне кажется, что у нас получилось добиться главной цели — передать дух времени первых космических открытий 1960–1970-х годов. Хочется, чтобы посетитель, войдя в музей, чувствовал: мы в космосе — первые. Чтобы за подлинными космическими артефактами видел истории людей — не только космонавтов, но и ученых, инженеров и рабочих.
Для зала «Утро космической эры» мы разработали новый подход к подаче информации. Здесь появились не только новые экспонаты, но и электронная экспозиция, которая позволяет подробнее раскрыть историю космонавтики. Мы установили новое оборудование и отреставрировали исторический витраж.
Во входной группе музея появилась «Река времени» — специальная инсталляция ТАСС. Посетителей встречает проекция беспрерывного потока космических фотографий 1960–1980-х годов из фотоархива агентства.
— Какие экспонаты и артефакты увидят посетители обновленного зала?
— Среди новых экспонатов зала «Утро космической эры» — макет ракеты-носителя «Восток» с подробной схемой ее работы, жидкостный ракетный двигатель РД-107, документы, связанные с полетом Юрия Гагарина, подготовкой первых советских космонавтов и выходом в открытый космос.
Технологический дубликат первого искусственного спутника Земли переместился в центр зала. Именно он открыл дорогу в космос 4 октября 1957 года. Без него не было бы первого космонавта, множества научных и технических достижений и нашего музея.
Что касается старых знакомых нашего музея — они по-прежнему здесь. В зале можно увидеть знаменитых Белку и Стрелку и их подлинный спускаемый контейнер, тренировочный скафандр первой шестерки космонавтов, макет корабля «Восток», на котором летал Юрий Гагарин, и даже кардиограмму первого космонавта, сделанную накануне полета.
— Запланированы ли какие-то большие проекты до конца этого года?
— Один из главных — совершенствование экспозиции первого зала — мы закончили. Дальше в планах модернизация других залов музея.
4 ноября мы будем отмечать 55-летие монумента «Покорителям космоса». Астронавты считают, что это один из самых космических памятников мира. В августе этого года в входной группе музея мы открыли планшетную выставку, посвященную его истории.
До конца года мы приглашаем всех посмотреть выставку «ЛЕОНОВ», подготовленную к 85-летию дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта Алексея Архиповича Леонова. Не все знают, что он не только космонавт, но и профессиональный художник. Мы показываем его живописные работы из фондов музея и личной коллекции. Большую часть из них посетители увидят впервые. Мы подготовили бесплатный аудиогид по выставке, который озвучил сам Леонов.
В планах на этот год разместить в музее специальные QR-коды, которые можно считать и затем изучить видео-, фото- и текстовые материалы о космосе. Истории ученых и космонавтов логично дополнят экспозицию и сделают посещение музея еще интереснее.
— В этом году исполнилось пять лет с тех пор, как вы занимаете должность директора Музея космонавтики. Как он изменился за это время?
— Я пришла в музей в 2014 году, спустя пять лет после реконструкции, в результате которой его площадь увеличилась с трех до девяти тысяч квадратных метров. Также изменилась экспозиция. Тогда музей принимал около 300 тысяч посетителей в год, а в 2018 году к нам пришли уже 653 тысячи. Безусловно, этому способствовала очень серьезная работа. Люди — это главный ресурс любого учреждения. Мне удалось сохранить отличную команду, сложившуюся до моего прихода, и влить в нее новых, молодых и креативных сотрудников.
Как и театр, музей начинается с вешалки и улыбки персонала. В 2015 году мы спроектировали и сделали новую входную группу — увеличили в два раза гардероб, добавили еще одну кассу, открыли магазин самообслуживания.
Мы полностью перестроили систему посещения музея, руководствуясь принципом: «Мы работаем для нашего посетителя». У нас есть все онлайн-сервисы: бронирование экскурсий, оплата билетов. Чтобы люди не стояли в очередях, мы поставили терминалы, с помощью которых можно самостоятельно распечатать билеты. А еще добавили места, где гости могут спокойно отдохнуть.
.jpg)
— Как вы используете новые технологии в постоянной экспозиции музея?
— В музее есть информационные экраны со специальными проектами ТАСС, видео этикетки, touch-столы, где можно получить дополнительную информацию. Есть и интерактивные экспонаты, например, перчатки — такие же, которые надевают космонавты для работы за пределами космического корабля. Можно вставить в них руки и попробовать открутить болт. Это дает представление о том, как непросто совершить привычное действие в условиях открытого космоса.
С осени прошлого года в музее работает бесплатное приложение «Иду в музей». Вы скачиваете его, открываете карту зала и, подходя к экспонату, слушаете его историю, изучаете дополнительные материалы. Для некоторых экспонатов разработана и анимация, которая является своеобразной аннотацией, например, к технической детали. В приложении есть целая аудиоэкскурсия с анимацией, записанная героем Советского союза летчиком-космонавтом Александром Ивановичем Лавейкиным.
— Недавно в музее появилась новая экскурсионная программа «Тренажер “Союз-ТМА”». Это больше развлечение или получение знаний?
— И то, и другое. Это интерактивная индивидуальная экскурсия, во время которой человек может сам попробовать произвести стыковку космического корабля с МКС под руководством оператора. Процесс длится не менее 40 минут. Фактически это обучающий тренажер для космонавтов. Второй такой аппарат стоит в Центре подготовки космонавтов имени Ю.А. Гагарина. Но за 40 минут овладеть технологией процесса, конечно, невозможно, так что это одновременно и серьезное знакомство с работой космонавта, и аттракцион.
.jpg)
— Музей ориентирован на детей или на взрослых? Кто ваш главный посетитель?
— Мы проводили специальное социологическое исследование совместно с Высшей школой экономики и выяснили, что у нас треть посетителей — дети, а две трети — взрослые. Но мы ориентируемся на все возрастные группы. Шестилетние дети и 12-летние подростки — это совершенно разные аудитории. Наши экскурсоводы всегда подстраиваются под них и адаптируют экскурсию.
Иностранных посетителей у нас порядка 100 тысяч человек в год. Две трети — это туристические группы. Мы активно работаем и с агентствами, и с гидами-переводчиками. Во время чемпионата мира по футболу 2018 года мы стали самыми популярными: из 22 тысяч болельщиков, которые посетили музеи, подведомственные Департаменту культуры города Москвы, к нам пришло 17,5 тысячи. Мы в музее все это время чувствовали себя как на Никольской улице.
— А иностранные космонавты у вас бывают?
— Мы состоим в партнерстве с российским отделением NASA и отделением Европейского космического агентства, так что иностранные космонавты у нас бывают. Но не часто, ведь у них очень насыщенная программа подготовки.
Мы возродили традицию времен Первого отряда. Космонавты и сейчас перед полетом и после него приходят в Дом-музей академика С.П. Королева, который является нашим структурным подразделением. И Александр Скворцов, и Лука Пармитано, и Эндрю Морган были у нас и сидели под знаменитой подковой, которая приносит счастье и удачу.
— Есть ли место современному искусству в Музее космонавтики?
— Если речь идет об интересных работах, конечно, в Музее космонавтики есть место для всего. Часто у нас проходят очень необычные выставки, напрямую не связанные космонавтикой. Другое дело, что у нас нет отдельных выставочных пространств. В действующую экспозицию не встроишь совершенно не соответствующие тематике экспонаты. Но у нас есть специальный зал «Космонавтика и культура». Он предназначен для показа произведений искусства, там часто проходят выставки художников-космистов, посвященные фантастическим мирам, связи человека со Вселенной. Космос — это все, от философии мироздания до серьезной техники и сложнейшей инженерной мысли.
— У Музея космонавтики богатейшие фонды. Есть ли в них предметы, еще ни разу или давно не экспонировавшиеся?
— Конечно, у нас достаточно артефактов для того, чтобы удивлять. У нас в фондах порядка 100 тысяч единиц хранения, а в экспозиции сейчас находится три тысячи единиц. За последнее время мы приняли в фонды музея совершенно уникальные вещи: технологические образцы грунтозаборных устройств «Луны-24» и «Венеры-13», астроблок «Луны-16», технологический макет лунной базы. Они были представлены на нашей большой выставке PROКОСМОС в Санкт-Петербурге весной этого года. Есть у нас и первая беговая дорожка со станции «Мир» — специальный спортивный тренажер для космонавтов.
— Как часто пополняются фонды? Расскажите о последних поступлениях.
— Недавнее наше приобретение — футбольный мяч, который космонавт Антон Шкаплеров спустил с орбиты и которым открывали чемпионат мира по футболу-2018. Фонды пополняются постоянно, и эта работа не прекращается ни на минуту. Комплектование — азартный процесс: хочется иметь и то, и это. Я совершенно отдаю себе отчет, что то, что у нас хранится, должны видеть и современники, и потомки. Все теряется, забывается, а музей — место сохранения памяти. Подлинные предметы обладают особой магией, а значит, всегда будут притягивать человека.
— Музей ежегодно проводит День дарителя. Какой из подарков запомнился вам больше всего?
— День дарителя — мероприятие подготовленное, на него приходят люди, экспонаты которых уже отобраны для того, чтобы пополнить фонды музея. Подарков, которые произвели на меня впечатление, огромное количество. Из последних могу выделить два.
Во-первых, это письмо Фаины Раневской, адресованное ее подруге, журналистке Татьяне Тэсс. Актриса написала его через два дня после гибели Юрия Гагарина. Второй подарок — удостоверение летчика-космонавта № 10 Павла Ивановича Беляева, которое передала музею его вдова Татьяна Филипповна.
Читайте также: